Город в конце времен

– Ты что, серьезно? – Фред даже отодвинулся в приступе негодования. – Нет, Мэри, послушай: ему уже лучше – твой бульон творит чудеса. Просто ему очень трудно пришлось с момента появления у нас.

– У нас? То есть в нашем доме?

– Да нет же, с момента прыжка. Он успокоился, только начал объяснять – да ведь тут колоссальным открытием пахнет!

– Фред, он разглагольствует про альтернативные миры!

Ее муж состроил кислую мину.

– Для современной физики это не откровение. Да, звучит бредово, но взгляни на его выкладки – он или где-то прочел, или весь математический аппарат разработал сам, вплоть до идей и решений, о которых я и слыхом не слыхивал. Ведь кое-какие из его уравнений гениальнее постулата Шуто о минимальной общей энергии. Представь: бесконечная матрица разветвляющихся и сходящихся ветвей, каждая из которых способна порождать очередную такую матрицу – кажется, что их невозможно проследить, но хитрость-то в том, что ветви не длятся беспредельно – они суммируются, редуцируются до точки наименьшей энергии и наибольшей вероятности, наибольшей эффективности… Это нечто столь гениальное, что звучит как глупость: «Темная материя – вещество, поджидающее свое рождение»?

Мэри разглядывала мужа, отчужденно сложив руки на груди. С каждой преходящей секундой губы ее сжимались все сильнее.

– Дорогая, нет, ты пойми, он написал такие уравнения!.. Да, пусть он вещает про альтернативные миры – но дело-то в том, что его выкладки можно распространить и на наиболее эффективные состояния взаимодействующих атомов в аминокислотах… на аналитические решения, описывающие хоть песок, хоть кристаллы соли… может статься, и на распределения вероятностей рождения суперсимметричных частиц в высокоэнергетических коллайдерах… Мэри, да пусть тебе это не нравится или неинтересно – заклинаю, не лезь ты в дела, где ничего не смыслишь! Почитай книжку, испеки хлеб… что угодно. Этот парень – золотая жила!

У Мэри округлились глаза.

– Погоди… ты не спрашивал, откуда ему столько про нас известно?

Фред раздул ноздри.

– Ответ тебе не понравится.

– А ты попробуй.

– В общем… Он знает разные мелочи, что случились еще до смерти Даниэля – помнишь, ты мне рассказывала? Я его за язык не тянул – он сам все выложил.

– Ерунда, выдумки!

– Да? А ты, что, кому-то еще рассказывала, как «серебрянкой» из баллончика прыснула в свою же собачку, когда она тебя покусала?

Мэри вскинула было негодующий взгляд, но глаза ее застило слезами.

– Вот именно, – кивнул Фред. – Он знает про твоего старшего брата. Знает, каким был твой отец.

Лицо Мэри исказила страдальческая, тоскливая судорога. Нежелание верить хуже отсутствия веры.

– Он знает, как умер Даниэль?

– Ну, это было бы алогичным.

– Ты кому-то все разболтал, признавайся! – чуть не крикнула Мэри, заводя себя.

– Стоп-стоп-стоп! Никому я ничего не говорил. Даю тебе слово, Мэри… Он просто знает разные вещи о тебе и твоей семье, хотя я отметил много несовпадений после его смерти – смерти Даниэля, хотел я сказать. А этот Даниэль… он остался в живых. Причем в его мире мы никогда не были мужем и женой. Пусть все это бред сумасшедшего, но бред гениальный. Я не утверждаю, что всему верю на слово – по крайней мере, я обязан его выслушать.

Он ласково коснулся ее напряженного – как натянутый канат – предплечья.

– Может статься, он сам себя запутает в логических узлах, и мы его вышвырнем… или вызовем полицию, передадим его с рук на руки.

Жена, похоже, смягчилась, хотя не исключено, что от усталости.

– Уж я б его порасспросила! Он не выдержит проверки, сам знаешь.

– Он нервничает всякий раз, когда ты рядом. Несчастный и возбужденный человек. Не говоря уже про здоровье.

Ее плечи обмякли.

– Сколько еще это займет?

– Не исключено, целую ночь. Пускай переночует на кушетке – роскошь в сравнении с тем, к чему он привык. Ну пожалуйста, Мэри!

Выражение ее лица – обиженное, растерянное, сердитое – ничуть не уступало его собственному, хотя глаза смотрели твердо, испытующе. Мэри стало ясно, что Фред заупрямился.

– Выясни, кто он на самом деле, – пробормотала она. – Он все врет. Он сумасшедший. Даже если он действительно окажется моим братом, я не буду с ним разговаривать. Даниэль был невероятным мерзавцем. Вот почему Джон его убил – чтобы спасти всех нас. Чтобы спасти меня. Ты ведь помнишь?

– Ясное дело, – отозвался Фред быстрей, чем следовало, и погладил ей плечо. – Но как ты сама говоришь, он не может быть твоим братом, так? Иди-ка ты поспи, а я с ним справлюсь. Ладно?

– Я не хочу находиться с ним под одной крышей. Фред, он меня пугает.

– Он и меня пугает, радость моя. Своим умом.

Она побрела к лестнице на второй этаж, в верхнюю спальню, оставив Фреда в коридоре мрачно разглядывать снимки в рамочках. Фотографии делала Мэри, еще в Женеве и Брукхейвене – где они жили и где двадцать лет тому назад работал ее отец. С одной из рамочек свисали клочки паутины – тени шелковистых нитей расплывались в стороны и вновь сходились вместе под легким дуновением воздуха от батареи отопления в дальнем конце коридора.