Город, в котором солнце светит только ночью

Мы с Саньком пережидали очередной обстрел в подвале небольшого частного дома, разрушенного, как, впрочем, и все строения в деревне. Старик Сергеич, которого мы знали еще по предыдущим переформированиям, сидел на лавочке рядом. Он успел заскочить в подвал незадолго до того как мы после первых разрывов, бросившись на землю, приползли к знакомым развалинам, где под обгоревшими остатками когда-то хорошего кирпичного дома находился боковой вход в подвал. Ослабший, с редкой седой щетиной на бледном лице, Сергеич, откинув голову и едва касаясь затылком мокрого бетона, медленно курил под звуки взрывов и учил нас жизни. Вертикальный столб света от полуденного солнца едва освещал наше укрытие. Пыль, поднятая нами и взрывными волнами, неистово носилась в луче, вместе с сигаретным дымом создавая впечатление гигантского меча джедая, проткнувшего потолок нашего укрытия, и глубоко ушедшего в землю.

– Вы, ребята, помирать не торопитесь. Вам еще здесь надо дела поделать важные. – Глубоко затянувшись, он закашлялся, да так, что Санек его похлопал по спине, как если бы тот подавился.

– Какие такие дела нас ждут здесь, Сергеич? – Я взял у него наполовину скуренную сигарету и затянулся.

– Много дел у вас еще, ребятушки. Вам еще полюбить надо. Баб-то поди толком и не видели.

– Дочка у меня уже, – гордо ответил Санек. Потом немного замявшись закончил, – правда родилась уже после того как меня забрали, только по видеосвязи смотрел.

Сергеич покачал головой, как бы подтверждая свои мысли.

– А чего там учиться? В каждой второй книжке про это написано, – закутавшись в дым последней затяжкой, спросил я.

– Написано-то написано, но никто не научит тебя любить. В этом, брат, и наука, которую каждый сам проходит.

– Ты, Сергеич, хочешь сказать, что любви нельзя научить?

– Ну так, конечно. Это, кажись, единственная наука, которой нельзя научить. Читать, писать, числа складывать-перемножать, в космос летать – это пожалуйста, а вот любить – нет, поэтому книжек и фильмов про нее так много, что никто своей любови научить не может. Ну дико звучит: “научить любви”, правда? У каждого человека она своя. Один раз приходит или несколько, это не важно, главное любовь раз, и пришла, она твоя. Запомниете, ребяты: никто не научит вас любить вашу жену. Вы ее или любите, или нет.

– Как это?

– А вот, Саня, ты свою жену любишь?

– Понятное дело, – широко улыбнувшись, ответил он.

– Это хорошо. А вот, допустим, женился ты по “залету”, по пьянке все получилось, и тебя с души воротит от нее, а она мать твоего ребенка, между прочим, а твоя мамка, допустим, учит: “Люби ее, сынок. Она такая красивая и хозяйственная”. Ты смотришь, действительно она и хозяйственная, и симпатичная, и тебя, и ребенка любит, а тебе она что пустое место. И ничего ты сделать с этим не можешь. И хоть будешь ее целовать и ласкать, как в книжках написано или в кино, а милее она тебе не станет. Или наоборот: все говорят и плохая она, и дурная, и некрасивая, а тебе все нипочем. Жить без нее не можешь. Вот и получается, что любовь такая штука, которая только твоя бывает. И слова, и прикосновения всякие только твои, и никто тебя ничему в этом деле не научит.

– А как же: стерпится – слюбится?

– Да все также. Если и “слюбится”, так это у тебя слюбится, через какое-то время, через твое душевное движение…

Рядом ухнул сто пятидесяти миллиметровый. Нас слегка присыпало землей из дырки над головой. Все стихло, обстрел, похоже, закончился.

– Сергеич, вот ты сказал: “не торопитесь помирать”, а как же Родину защищать, если не быть готовым умереть?

Санек смотрел не на Сергеича а вглядываясь в световой столб, в котором после взрыва мириады частичек пыли плотной темной массой хаотично метались, гоняемые разными движениями потревоженного взрывом подвального воздуха, пытался что-то рассмотреть. Частички, отчаянно пометавшись, вылетали из света, уступая место новым.

– Саня, вся подлость ситуации заключается в том, что войну не мы, простые люди начинаем, а вот воюем за Родину мы, то есть народ, когда враг приходит в наши дома. В Великую Отечественную Гитлер начал воевать с Советами, а побежден был русским народом.

– Как это? – спросил я.

– Очень просто: нападал на Советский Союз, считая что русские его поддержат против “красного ига”, но слегонца ошибся. Никто не любит, когда их убивают, и русские тоже не исключение.

– То-то мы потеряли две трети страны и еще теряем, – зло ответил Санек.

– Не мы войну начали, но нам ее заканчивать.

– Чего же ты, Сергеич, не воюешь, а? – Санек теперь смотрел на него, а не на пыль.