Шейх только небрежно отмахнулся от последних слов собеседника. Сигара снова оказалась у него во рту, и он нервно пожевал ее кончик.
— Система тут ни при чем, брат. Система всегда работает как надо. А вот отдельные ее элементы… Плохо проверенные элементы…
— Перестань, — Альбатрос резко поднялся и принялся мерить широкими шагами свой кабинет. Его кряжистая фигура мелькала на фоне большого панорамного окна, то заслоняя от Шейха солнце, то снова открывая его. — Не береди душу. А то я сам начинаю чувствовать себя виноватым.
— А ты-то в чем виноват?
— Я должен был ехать в Новоречинск сам. И сам присутствовать на той сходке.
Шейх нахмурился:
— То есть ты намекаешь на то, что я оказался несостоятелен?
— Я не говорил этого, — Альбатрос остановился. — И я устал от твоего вечного передергивания карт. Дело не в состоятельности, Шейх. Я не исключаю того, что этот Кулагин мог заморочить голову и мне своими туманными обещаниями, но… Черт, в конце концов, ты не психолог, Шейх. Человека надо чувствовать изнутри. Сколько времени, кстати, прошло из отпущенного Кулагину срока?
— Почти все. — Шейх погасил сигару. — Через две недели истекают полгода. И что мы имеем? Вместо обещанных тридцати мы регулярно видим поступления в общак в размере двадцати пяти процентов. Да и то это такие крохи, о которых и говорить-то в приличном обществе стыдно. А что касается вывода Новоречинска на новый, высокий уровень, то тут, ты уж извини меня за откровенное выражение, и подавно полная жопа! Никакого уровня я не вижу. Напротив, все стало еще хуже, чем было. Трупы, трупы и еще раз трупы! Они растут в Новоречинске, как грибы. Такое впечатление, что там настоящая гражданская война…
— Да знаю я, — оборвал приятеля Альбатрос. — Все отлично знаю.
Он вновь остановился возле окна и некоторое время находился спиной к Шейху, глядя на курсирующее внизу движение транспорта. Шейх не торопил Альбатроса с решением. Он знал, что тот должен принять его самостоятельно. Более того, Шейх был уверен, что он его уже принял, но не решается озвучить. Вступать в разборки Москве при нынешнем нестабильном положении было крайне невыгодно. Но оставлять все как есть и смотреть, куда Новоречинск кривая вывезет, тоже было нельзя. Колебания Альбатроса были вполне понятными.
Наконец он развернулся к Шейху лицом.
— Я думаю, мы должны предъявить Кулагину сейчас, — глухо изрек Альбатрос. — Именно сейчас. Пока его испытательный срок не закончился. Я думаю, так будет грамотно. Конечно, времени на то, чтоб что-то исправить, у него все равно не будет, но…
— Ты стал сентиментален? — Шейх прищурился.
Это уже было похоже на предъяву самому Альбатросу. Но вор в законе сдержался. Не в его правилах было отвечать провокацией на провокацию. Во всяком случае, мгновенно. Но Альбатрос никогда ничего не забывал. Даже единственного случайно оброненного в разговоре с ним слова.
— Это не сентиментальность, Шейх, — спокойно парировал он. — Это политика. Очень глубокая наука, скажу я тебе. Все нужно делать поэтапно, и для любого хода существует определенное время. Поверь мне, я знаю, что я делаю. Для начала…
Что требовалось сделать для начала, Альбатрос договорить так и не успел. На его столе сработал зуммер внутренней селекторной связи, и в унисон этому звуку на пульте призывно заморгала красная лампочка. Вор в законе вернулся к столу и нажал нужную кнопку:
— Да, Леночка?
— Петр Александрович, к вам Герасимов.
— Пусть проходит.
Шейх хотел было подняться с кресла, но передумал и лишь сменил позу, забросив одну ногу на другую. Альбатрос опустился на свое рабочее место.
Слегка скрипнув, дверь приоткрылась, и через порог уверенно шагнул Пилот. На нем был новенький, с иголочки, белоснежный костюм и такой же белый галстук на фоне салатного оттенка рубашки. В правой руке у Пилота был дипломат. Попутно обменявшись приветственным рукопожатием с Шейхом, он прямиком прошел к столу Альбатроса и опустил перед ним на черную полированную поверхность свой дипломат. Молча отошел назад и расположился во втором, точно таком же кожаном кресле, как Шейх. Альбатрос некоторое время сидел без движения, затем придвинул дипломат к себе и раскрыл его. Выудил одну из туго перетянутых пачек долларов. Бездумно пробежался пальцами по купюрам и тут же положил пачку обратно. Снял дипломат со стола и поставил его на пол.
— Были какие-нибудь сложности? — спросил он, обращаясь к Пилоту.
— Никаких, — ответил тот. — Все прошло гладко. И я рад, что этот геморрой наконец разрешился.
— Да. — Альбатрос положил перед собой сцепленные в замок пальцы. — Жаль только, что это не единственный и не последний геморрой в нашей жизни. — Он вновь пристально посмотрел на Пилота: — Ты догадываешься, о чем я говорю, Коля?
— Ну, я же не кретин. Конечно, догадываюсь.
— А ведь мы с тобой, помнится, говорили на эту тему после того, как от Кулагина пришло приглашение на сходку. Помнишь?
Пилот не ответил.
— И как же теперь, скажи мне на милость, такое могло произойти? Я ведь просил тебя…