Город в осенних звездах

Шаги мои отдавались гулким эхом по булыжнику мостовой. Сальзкахенгассе раздалась еще шире. По обеим ее сторонам уныло торчали жалкие деревца-платаны без листьев, — посаженные через равные интервалы. Я прошел мимо лавки, где торговали свечами, рыбою и овощами. Магазин был открыт, но я не заметил ни покупателей. Hи продавцов. И все же то была самая заурядная сценка из городской жизни, которую мне довелось наблюдать во всем Нижнем Граде. Через дорогу от лавки располагалась гостиница в четыре этажа, освещенная веселым светом ламп и свечей. Ее вывеска, подновленная совсем недавно, хорошо подходила под приятную домашнюю атмосферу всего этого места. Называлась таверна «Настоящий друг», и на вывеске изображен был юноша, протягивающий руки в упавшему своему товарищу. Единственное, что мне показалось странным, это то, что картина на вывеске была написана в той же манере, в тех же насыщенный ярких тонах, с тою же аккуратною точностью всех деталей, что и икона, которую видел я в доме князя Мирослава. Но я сказал себе, что таков, может быть, общий стандарт всех майренбургских художников, происходящий от живописцев — выходцев из Византии.

Изнутри «Настоящего Друга» донесся смех. Мне подумалось вдруг, что, возможно, все эти противоборства, мистификации, весь этот потусторонний бред, безумные культы и высокопарные метафизические предречения благополучно закончились для меня. В конце концов, смотрелась гостиница эта вполне заурядно. Я направился прямо туда с твердым намерением выпить кружечку эля и, может быть, съесть пирога.

У дверей я помедлил, чтобы получше рассмотреть картинку на вывеске и насладиться мастерскою работой художника. Над картиной большими буквами написано было название, а под нею — маленькими аккуратными буковками белого цвета — имя владельца гостиницы. Обычное дело, во всем мире на вывесках постоялых дворов пишут имя хозяина. Необычное же заключалось в другом, в самом имени:

К. М. О'Дауд.

Глава 15 В которой я выпиваю кружечку портера в самом центре мира. Рассуждения заурядного трактирщика. Возобновление старой дружбы. Вопрос мечты и реальности. Правила дома

Как-то все это слишком уж подозрительно, подумал я, застыв в нерешительности на пороге, положив одну руку на рубиновую рукоять меча, а второю сжимая шпагу. Я заглянул в окно: обычное помещение трактира, — ничего странного или зловещего я там не обнаружил. И посетители самые что ни на есть заурядные, в простых домотканых рубахах, широкий плащах бурого цвета, молескиновых брюках, париках, выделанных, — как и у большинства майренбуржцев, — по моде предыдущего поколения, в шляпах с опущенными полями или же в треуголках, украшенных лентами и всевозможными пряжками, причем в несколько чрезмерных количествах, почитаемых в полусвете весьма дурным тоном. Но никто из них не был вооружен. Никто не ждал со злобой в глазах появления рыцаря Манфреда фон Бека. На самом деле, те люди, которых увидел я, включая и девиц, разносящих заказы, были самыми благообразными из всех, кого встречал я в этом городе. В таверне царила спокойная мирная атмосфера, которая больше пристала убежищу, нежели хитрой ловушке. И все же, с кем бы ни говорил я о нем, все были согласны в одном: что Рыжий О'Дауд, появившись в Майренбурге лет двадцать назад, проложил себе путь к «престолу» Нижнего Града безжалостной сталью, обагренною кровью многих. Королева-Козлица назвала его варваром, дикий гунном, который убивает просто ради потехи. И еще — ради господства над центром города. Неужели в этом Майренбурге так затруднительно получить разрешение держать постоялый двор?

Я развернул отвороты ботфорт, подняв их до самых бедер, привел в порядок прическу — откинул волосы назад и завязал их в хвост, — поправил воротничок и отряхнул камзол. Не сказать, чтобы я остался доволен своим внешним видом, но я и так уже сделал все, что мог. Без дальнейших уже проволочек, распахнул я входную дверь «Настоящего друга» и, пробормотав:

— Добрый вечер, джентльмены, — направился прямо к стойке, где заказал себе кружку их лучшего темного пива.

И только когда я полез в карман за монетой, я понял, что меня, кажется, подстерегает худшая из опасностей: постыдное выдворение из питейного заведения по причине отсутствия денег! Но, к счастью, я наконец обнаружил несколько шиллингов — более чем достаточно для целой ночи неумеренных возлияний —, вновь обретя спокойствие, взял поданную мне кружку и уселся за свободный столик, самый дальний от двери, но зато поближе к лестнице. Здесь было прохладно и место это явно не пользовалось популярностью, но мне так было спокойнее: отсюда, сидя лицом в зал, я мог наблюдать за всем, что происходит в таверне.