Город Воров

— Да потому, что я узнал про это убийство, о нем передавали по ящику. Я сразу подумал, что на меня спишут. Но я не делал этого, святой отец! На мне нет этого греха. Потому я и решил исповедаться, чтобы с меня его сняли. Я не убивал их!

— Брось, вероятно, ты просто понял потом, что Эрнсты были важными птицами…

— Нет! Нет, нет! Это вранье, мать твою! Я грохнул других, мне хватит и этого. Я не хочу тащить с собой в могилу чужой грех.

Ложь это или правда? Первым побуждением Эйнсли было поверить Дойлу, хотя он прекрасно понимал, что эта реакция сродни жребию, когда подбрасывают монетку.

— Давай-ка кое-что проясним, — сказал он. — Ты сознаешься, что убил Темпоунов?

— Да, это моя работа.

Во время суда, несмотря на всю тяжесть улик. Дойл отрицал свою виновность.

— А теперь будем говорить о всех твоих жертвах. О всех четырнадцати. Ты хоть чуть-чуть сожалеешь о том, что натворил?

— Мне их жалеть?! Ни хрена я не жалею! Да если хотите знать, я кончал их с наслаждением. Но только вот что, отец мой… Вы должны снять с меня грех из тех, кого я не убивал!

В этом настойчивом требовании было так мало здравого смысла, что Эйнсли невольно подумал: экспертиза совершила ошибку. Дойл и в самом деле ненормальный.

— Но послушай, — сказал Эйнсли, стараясь все же вернуть разговор в плоскость формальной логики, — если ты не убивал мистера и миссис Эрнст, как сам утверждаешь, то тебе не нужно прощение. И в любом случае без искреннего и глубокого раскаяния во всех совершенных преступлениях ни один священник не смог бы отпустить тебе грехи, а ведь я даже не ношу сана.

Он еще не закончил тирады, как выражение глаз Дойла стало приниженно-умоляющим. Когда он опять заговорил, голос звучал сдавленно от страха:

— Мне прямо сейчас умирать… Сделайте для меня что-нибудь! Дайте хоть эту малость!

Первым не выдержал лейтенант Хэмбрик. Совершенно неожиданно этот молодой чернокожий офицер тюремной стражи ополчился на Эйнсли:

— У вас осталось меньше пяти минут. Не знаю, кем вы там были в прошлом и кто вы сейчас, это не имеет никакого значения, у вас достаточно опыта, чтобы помочь ему в такой момент. Хватит тешить свою гордыню, дайте ему последнее утешение.

Хороший он малый, этот Хэмбрик, подумал Эйнсли. Он и сам понял, что врет Дойл или нет, но ничто теперь не заставит его изменить показания. Эйнсли чуть напряг память и велел:

— Повторяй за мной. «Отче, предаю себя в руки Твои, чтобы Ты поступил со мною по воле Своей».

Дойл простер руки, насколько позволяли пристегнутые к поясу наручники, Эйнсли подался вперед. Дойл положил свои руки в его. Текст Дойл повторял четко, не сводя глаз с лица своего «исповедника».

«Какая бы участь ни ожидала меня, я приму ее с благодарностью. Я готов ко всему. Я приму все».

Это была «Покаянная молитва» Фуко, оставленная всем грешникам Земли французским аристократом, виконтом Шарлем-Эженом де Фуко, некогда отважным воином, а позднее смиренным служителем Бога, проведшим остаток дней своих в ученых трудах и молитвах среди песков Сахары. Эйнсли произносил строки молитвы, надеясь, что память его не подведет:

— Да свершится воля Твоя обо мне
И о всех тварях, сотворенных Тобой.
И желание мое одно. Господи,
В руки Твои предать дух мой.

Молчание длилось не более секунды, Хэмбрик объявил:

— Время! В коридоре вас ожидает мистер Бетел, — сообщил он Эйнсли. — Я попросил его проводить вас на места для свидетелей. Нужно торопиться.

Двое надзирателей уже подняли Дойла на ноги. Он странным образом преобразился, как-то распрямился и не был похож на самого себя пять минут назад. Он покорно дал себя увести, неуклюже прошаркав к двери. Эйнсли вышел следом. Ожидавший снаружи охранник с именем БЕТЕЛ на пристегнутом к нагрудному карману рубашки значке обратился к нему:

— Прошу следовать за мной, сэр.

Быстрым шагом они направились в ту сторону, откуда Эйнсли пришел, по длинным железобетонным коридорам, потом обогнули зал казней и остановились перед гладкой стальной дверью. Рядом с ней стоял охранник в чине сержанта, державший папку для бумаг.

— Назовите свое имя, пожалуйста, — попросил он.

— Эйнсли. Малколм Эйнсли.

Сержант нашел его в списке и сделал отметку со словами:

— Вы последний, все уже в сборе. Но мы приберегли для вас горяченькое местечко.

— Не пугай человека, сержант, — пробасил Бетел. — Никакое оно не горяченькое, мистер Эйнсли.

— Ах, в этом смысле! — расплылся в улыбке сержант. — Тогда, конечно, такое местечко забронировано за самим Дойлом. Но он лично просил посадить вас так, чтобы вам было лучше всех видно. — Он смерил Эйнсли оценивающим взглядом. — А еще он считает, что вы — ангел отмщения Господня. Это верно?

— Я только помог ему попасть на электрический стул, и таким, вероятно, он меня теперь видит. — Эйнсли этот разговор не доставлял удовольствия, но он должен был сделать скидку на то, что этим парням приходится ежедневно работать в казематах, так что желание иной раз почесать языки им простительно.