— Так и быть. Сначала он стал для семьи символом надежды на продолжение славных традиций Даваналей в новом поколении, потому они и принудили его после женитьбы на Фелиции взять двойную фамилию. Она — единственный отпрыск Даваналей, и если у нее не будет детей, что теперь вполне может случиться, их род прервется. Судя по тому, сколько спермы разбазарил Байрон по всему Майами, Фелиции тоже ее перепало немало, но только что-то без толку.
— Я слышал, что и в семейном бизнесе он не преуспел.
— Не то слово! Это была просто катастрофа. Наверняка тебе об этом рассказала сама Фелиция, как и про отступные, которые они ему платили, чтобы он только не лез больше в дела фирмы, так?
— Угадала.
— Было нетрудно. Фелиция всем плачется. Она до такой степени презирала его, что он должен был чувствовать себя последним ничтожеством.
— Как ты думаешь, Фелиция могла убить мужа?
— А ты сам как считаешь?
— По-моему, нет.
Бет решительно помотала головой.
— Верно, она не стала бы его убивать. Во-первых, Фелиция слишком умна, чтобы сотворить такую колоссальную глупость. Во-вторых, Байрон был ей нужен.
Эйнсли припомнились слова Фелиции о том, что такая жизнь вполне устраивала их обоих, а ей давала в некотором смысле больше свободы.
Нетрудно было догадаться, что это за «свобода».
Бет посмотрела на него испытующе:
— Ты ведь все и сам понял, я надеюсь? Имея Байрона в тылу, ей не приходилось опасаться, что один из ее многочисленных мужчин чересчур возомнит о себе и начнет склонять ее к замужеству.
— У нее так много любовников?
Бет зашлась от смеха.
— Со счета собьешься! Фелиция просто пожирает мужчин. Как только очередной надоедает, следует смена караула. А стоит какому-нибудь выскочке пристать к ней с серьезными намерениями, ей достаточно сказать: «Прости, дорогой, но я замужем».
Бет снова смерила его лукавым взглядом.
— Послушай, а с тобой она часом не заигрывала?.. Я так и знала! Она попробовала на тебе свои чары. И не отпирайся, ты уже покраснел.
— Это длилось всего мгновение, — покачал он головой. — И вообще, скорее всего мне просто показалось…
— Ничего тебе не показалось, друг мой. Учти, если ты ей хотя бы немного понравился, она от тебя так не отстанет. И тогда берегись: медок у этой пчелки сладок, но и жалит она пребольно.
— Поговорим лучше о династии Даваналей. Давно ли она возникла?
— В конце прошлого века… — Бет ненадолго задумалась. — Да, я почти уверена: в тысяча восемьсот девяносто восьмом году. Они выпустили о самих себе книжку, я кое-что из нее запомнила. Сайлас Даваналь и его жена Мария эмигрировали сюда из Верхней Силезии. Это где-то между Германией и Польшей. У него водились какие-то деньги, хотя и немного, на них он открыл лавку, которая к концу его жизни превратилась в универмаг «Даваналь», составивший основу богатства семьи. У Сайласа и Марии родился сын Вильгельм…
— Который сейчас уже на ладан дышит, не так ли?
— О, это опять Фелиция тебе нашептала. Жена Вильгельма умерла много лет назад, но сам он, несмотря на сверхпочтенный возраст, еще держится молодцом. Я слышала, в их доме ничто не ускользает от его внимания. Рекомендую тебе с ним потолковать.
А Фелиция говорила о старческом маразме, отметил про себя Эйнсли.
— Поговорю с ним непременно, — сказал он вслух.
— Как бы то ни было, — продолжала Бет Эмбри, — с течением десятилетий семья Даваналей становилась все богаче и влиятельнее. В этом смысле вершин достигли Теодор и Юджиния Даваналь. Оба они по характеру типичные тираны…
— По-моему, этим отличаются все богачи.
— Здесь ты не совсем справедлив. Некоторые из них просто болезненно самолюбивые и гордые люди.
— А чем им гордиться?
— Всем. Они всегда тщательно оберегали свою репутацию. В глазах других они должны выглядеть безукоризненно, казаться воплощенным совершенством, своего рода высшей расой. И потому свои маленькие грешки и пороки они прячут от чужих глаз так надежно, что даже тебе, опытному сыщику, будет нелегко до них докопаться.
— Судя по тому, что ты мне рассказала, — заметил Эйнсли, — Фелиция ведет себя совсем не безупречно.
— Это потому, если угодно, что она более современный человек. Но и она тоже весьма дорожит честью семьи хотя бы по той причине, что этого требуют от нее родители, которые все еще крепко держат семейные деньги в своих руках. Они долго не могли ей простить Байрона. Этот малый потому и получал от них щедрую подачку, что они стараются сохранить в тайне нелады в семейной жизни Фелиции. По большому счету им плевать, какой образ жизни ведет дочь, главное, чтобы все было шито-крыто.
— И что же, удается все скрывать?
— К большому огорчению Теодора и Юджинии, не совсем. По моим сведениям, недавно в семье был грандиозный скандал, и старики выдвинули ультиматум: если Фелиция еще раз посмеет запятнать позором имя Даваналей, она лишится возможности руководить своей обожаемой телекомпанией…
Они разговаривали еще какое-то время. В обмен на информацию Эйнсли поделился с Бет Эмбри некоторыми деталями дела Мэддокс-Даваналь.
— Спасибо, Бет, — сказал он, когда настало время прощаться, — беседы с тобой всегда дают мне пищу для размышлений.