Город возможностей

– Я понимала, что в Москве в «политику» меня никто, естественно, не возьмет. Так как здесь нужны профессионалы экстра-класса с именем и большим послужным списком. Максимум, что светило, – это глянцевые приложения или социальный отдел. Месяца полтора я сидела без работы. Но совсем без дела сидеть я все равно не могла, поэтому пробовала устроиться на крупные предприятия. Иногда мне предлагали работать в металлургических компаниях, но я не могла представить себя там. А если компания устраивала, то не устраивало то, что нужно было добираться очень долго. Я хотела только в «Коммерсантъ». И через полтора месяца одно место освободилось. Резюме уже лежало давно, и поэтому через месяц испытательного срока меня взяли в штат.

Через год работы Наташа поняла, что заниматься журналистикой на московском уровне она не хочет. Журналистика в Москве и в Екатеринбурге – это, как говорится, две большие разницы. В Екатеринбурге ее работа была упорядоченна и размеренна. Она знала, что в понедельник занимается с администрацией города, во вторник у нее интервью с бизнесменами среднего звена, в среду идет в облдуму, в четверг – в гордуму. Под рукой все номера телефонов. И точно знаешь, кому и во сколько можно позвонить, когда назначить встречу. В Москве у нее никаких телефонов под рукой, естественно, не было. Не было упорядоченности и определенности в работе. Каждый день требовал резких, нестандартных поворотов. Именно в этот год случились самые громкие теракты в Москве: взрыв в метро и у гостиницы «Националь». Наташу, еще необстрелянного журналиста-новичка, бросили, можно сказать, на амбразуру. Извлекать самые свежие подробности после терактов.

– Криминалисты делали свою работу. А нам, журналистам, поручали, например, опрашивать родственников. «Что Вы чувствуете?» Что они могут чувствовать, б… дь. Они не в себе! Я брала интервью у эксперта после взрыва в метро между «Автозаводской» и «Павелецкой». Часть пострадавших числились пропавшими без вести. Эксперт сказал: «Вы знаете, этих людей никогда не найдут. Тех, кто стоял в эпицентре взрыва, – их просто разнесло на молекулы, и эти молекулы осели на стенках тоннеля».

(После этого интервью, сама не осознавая, Наташа станет бояться ездить в метро.)

Я каждый день видела картину людских страданий, горя и ужаса, меня просто психологически это подкосило. Я поняла, что не могу жить и заниматься этими проблемами. Я видела оторванные головы шахидок в «Национале», трупы, людей с оторванными конечностями. Взмыленная и потрясенная, я приползала в редакцию. А мой редактор восторгался, когда мне удавалось взять информацию о новой ужасающей подробности. «Так-так-так… Ногу оторвало? Замечательно! Что там еще интересного было?» Я про себя думала: «Господи, какой цинизм!.. А ведь, возможно, и я когда-нибудь такой же буду». В общем, получилось так, что всем этим я переполнилась и поняла, что такой журналистикой заниматься не хочу. А чем я могла бы заняться? Я могу быть внештатным автором и писать статьи в журналы «Деньги», «Власть». Кроме того, после своего философского факультета я могу писать в журналы с гуманитарным уклоном. Но при этом я хотела освоить еще какую-нибудь профессию. Я поняла, что мне нужно определить максимум для комфортной жизни. (Мне лично очень понравилась позиция Наташи – «максимум для комфортной жизни». Это лучше, чем ради амбиций делать собственную жизнь некомфортной. Недаром она так хорошо приспособилась и счастлива в Москве.)