Город вторых душ

Не его катать хотела, конечно, – побыть с братом. Однако в предложении таилось заманчивое обещание экономии. Через полупуть в незнакомую квартиру ему не попасть – пришлось бы вызывать такси. Привлекать к себе и своим маршрутам лишних людей да еще и платить им за это Северьян терпеть не мог. Но… Всегда возникали какие-то «но»: сейчас она скажет, что ехать придется на мотоцикле. И вот уже летит по ночному Автозаводу черная колесница, ведомая черным всадником с черным монахом за спиной, и местные алкаши от зрелища такого бросают свою водяру и бухаются на колени… Или бегут за добавкой… Или…

– У меня машина возле подъезда, – прочитав по его лицу, добавила Марина. – Тут недалеко ехать, минут десять.

– Рина, не… – выступил вперед Игнат, но она так на него зыркнула, что продолжения не последовало.

– Я получила права. Сдала! Сама! С третьего раза!

Лицо Игната вытянулось. Он неуверенно улыбнулся, а потом подбежал, обнял сестру так крепко, что она вскрикнула, и легко приподнял над полом.

– Вот! А ты боялась! А ты – не верила!

– Я же для тебя. Чтобы ты гордился.

Со своего места Северьян видел абсолютно счастливое лицо мертвого парня, и внутри ворочалось что-то, ранее лежавшее смирно: то корябнет острым углом, то отпустит, то снова прихватит так, что слезы из глаз. Для этого, что ли, была поездка в Перово? Мужик Вырыпаев со своей Натахой, бейсбольная бита, разгневанная Вика и ее головорезы… Для этого?

– Я безумно тобой горжусь, – сказал Игнат, и Северьян уставился в пол. Подумалось: Марина – так себе хозяйка. Тополиный пух сугробами по углам и под мебелью – пылища…

Они не шептались, но сбавили громкость.

– Ты на дедовой «селедке»? Ну и как она, бегает?

– Не особо, но парни поковырялись…

– Парни. Вот с твоими парнями я бы очень серьезно поговорил…

– А что мне еще оставалось? Ты умер. Деньги закончились. Знаешь, сколько стоили похороны?

– Нужно было меня сжечь.

– Ты же не сказал, что этого хочешь…

Северьян не вытерпел и фыркнул. Только после этого оба, кажется, вспомнили, что он тоже здесь.

– О’кей, – сказал Игнат. Невидимая лампочка внутри него в последний раз моргнула и погасла. Вспомнил, значит, что тут у них не сцена возвращения блудного родственника из затянувшейся поездки, а скорее, вынос тела. – Покажешь, как рулишь?

– Конечно! – подпрыгнула Марина. Северьян только рукой махнул – с него не убыло.

Вышли. Марина жалась к Игнату, Северьян шагал позади. Даже с улицей не ошибся. Все потому, что Автозаводский район был и его родным тоже. Не его – Севера, но какая теперь разница. Неподалеку отсюда, всего-то через парк, в унылой панельке на Лескова жили родители и сам Север – до свадьбы с Викой, после которой молодые переехали в отдельное жилье поближе к центру. Бабушка умерла годом раньше. От потолка в ее квартирке отваливались и падали в тарелку куски штукатурки. Переоформили на Севера, время от времени надеялись на расселение аварийного дома, потом забывали – как и те, кто на это расселение не единожды намекал.

С дурной славой райончик. В городе орудует маньяк? В Автозаводе. Уличные пьяные разборки стенка на стенку? В Автозаводе. Ночью по улицам лучше вообще не ходить, но если еще и в Автозаводе… Это сейчас центральный парк – приятное местечко для долгих прогулок, а в девяностые туда даже местные заходить боялись.

Северово четырнадцатилетие выпало на начало нового века. И вот они – гормональные взрывы, подростковые бунты, одна-единственная попытка уйти из дома, закончившаяся столь скорым возвращением, что никто ничего не заметил, робкая влюбленность в одноклассницу, но не в обычной школе, а в музыкальной – ее звали Вика… Совсем незначительный список бед. Его пубертат можно было бы назвать безоблачным, когда б не Северьян.

Началось с обрывочных сновидений о себе самом, поначалу приходивших не каждую ночь, и оттого казалось – это все от усталости, перенапрягся в школе, пройдет. Не проходило – росло, набирало яркость, крепло. Поначалу неумелый, Северьян перенял у своей первой души то единственное, что помогло ему не озлобиться и не возненавидеть свою новую половинчатую ипостась – любопытство.

Нет, постойте, он должен был разобраться.

Автозаводский парк стал для него не только местом, где днем гуляли мамаши с колясками и собачники, а по ночам – маньяки и пьяная гопота. Здешние растрескавшиеся дорожки, которые позже будут облагорожены, и еще не подстриженные в квадрат кусты повидали множество смертей. Стоял на отшибе парка заброшенный летний кинотеатр, некогда известный как «Родина». Для истории архитектуры, наверное, ценный объект: деревянный теремок, украшенный лепниной на тему героического труда эпохи, с ажурной открытой галерейкой. Внутри, в крошечном по нынешним меркам зале еще оставалось несколько рядов коричневых жестких кресел; резные полуколонны, подпиравшие гнилую потолочную дранку; богато-синий, ягодный – вкусный какой-то – оттенок стен. Когда-то – киносеансы, концерты, детские праздники. Сейчас – тлен в трещинах толщиною с палец, шприцы и битое стекло, дощатые неупокоенные останки… жизни. Жизни ли? Да, именно так.