Город заблудших (ЛП)

Она берет бокал, принюхивается, оценивает деликатный вкус.

– «Обан». Довольно дорогая ерунда.

– А вы разбираетесь в шотландском виски. Считайте, этот бокал ваш. Притворимся, что первый обязательный шаг в программе сделал я.

– Обязательный? Звучит так, будто кому-то срочно надо вскрыть фурункул.

– Ну, если не хотите… – Я придвигаю бокал к себе, но ладонь Саманты накрывает мои пальцы. От ее прикосновения меня будто током бьет.

Контакт длится несколько неловких секунд. Ее голос смягчается:

– Я как раз в настроении для скотча. Спасибо. – Она смотрит на мою руку. – Вы ужасно холодный.

Не зная, что на это ответить, я убираю руку.

– Простите.

Наверное, сейчас я комнатной температуры. Надо будет придумать, как это скрывать. Может быть, перчатки?

Саманта сжимает мои пальцы:

– Нет, это даже приятно. Успокаивает. – Переворачивает мою руку ладонью вверх и до странности пристально смотрит на нее. – А вот это уже любопытно.

– Что? Рука?

– Это, знаете ли, окно, через которое можно заглянуть в душу.

– Многовато вы возлагаете на какую-то руку.

Она переворачивает мою ладонь, смотрит на нее, как ювелир на неограненный алмаз. Трогает кончики пальцев, шрамы на костяшках, внимательно изучает каждую полоску и борозду.

– Вы боец. И у вас проблемы с законом. Видите эту линию? Вот здесь? – Саманта проводит пальцем по длинной полоске через всю ладонь. – Это значит, что у вас впереди долгая жизнь. Но вот эта, – она прикасается к другой, возле большого пальца, – говорит о том, что вы рано умрете.

– О чем еще вам говорит моя рука?

– О том, что у вас слабость к привлекательным блондинкам, которые пристают к вам в барах для фетишистов.

– А вы в этом деле молодец.

– Это дар.

Внезапно я осознаю, насколько она близко. Ее сильный, сладкий аромат перебивает даже потную вонь толпы. Она пахнет, как теплое лето, лимонад и солнечный свет, проникающий сквозь листву. И под всем этим таится что-то чуть более пряное, темное.

Я бросаю взгляд на свою руку, ищу признаки разложения. Но ничего нет. И на этот раз я чувствую себя совсем не так, как с проституткой. Тогда был голод, слепая потребность. А сейчас я будто отмокаю в горячей ванне. Чистый расслабон.

Однако такая роскошь мне не по зубам.

Я убираю руку.

– Не хочу портить момент и все такое, – говорю я, – но я вам в отцы гожусь.

– Вот уж вряд ли, – отвечает Саманта. – Мой отец был лысым сапожником, который регулярно избивал свою жену. А у вас на голове волос предостаточно.

– Я говорил совсем не об… – Она закрывает мне рот, прижав палец к моим губам. Еще одно прикосновение.

У меня перед глазами постепенно остается только она. Есть только она и я. Даже музыка куда-то исчезает.

Между нами появляется голова барменши. Она говорит, что можно сделать последний заказ, и момент очарования испаряется.

Саманта вздрагивает, как будто только что проснулась:

– Ну надо же, все становится куда интереснее.

Я оглядываюсь и удивляюсь, как поредела толпа.

– Да уж, потеряли немного времени.

– Потеряли – значит, потратили впустую, – говорит она. – А знаете, из моей квартиры в Санта-Монике открывается потрясающий вид. Не желаете взглянуть?

– Что ж, это зависит от…

– Чего?

– Друзья вы с Джаветти или нет.

Слова виснут в воздухе, делая его густым и тяжелым. Судя по сочным губам Саманты, она слегка обижена, но по-прежнему смотрит мне в глаза.

– Неужто я переиграла?

– Самую малость. – Знал же, что все сплошная показуха, но все равно разочарован, получив подтверждение. – То есть, насколько я понимаю, вы с Джаветти знакомы?

– Более или менее. Я слышала, вашими стараниями он исчез.

– Правда? И от кого же?

– Да так, птичка на хвостике принесла. Вы, знаете ли, хорошенько встряхнули деревья в лесу.

– Вдаваться в детали вы, по всей видимости, желания не имеете? – Мне надо знать, что это за птичка, и какие конкретно деревья я встряхнул. Если у меня есть поклонники, было бы неплохо узнать, кто они такие, пока на меня не открыли охоту.

– Может быть, чуть позже. – Она достает из сумочки блестящую белую визитку и вручает мне. На ней витиеватым шрифтом написано «Саманта Морган» и номер телефона.

Перемена в ее поведении чуть не сбивает меня с толку. Теперь она вся из себя деловая колбаса.

– Секунду назад вы как будто очень хотели, чтобы я поехал к вам домой.

– И до сих пор хочу, – говорит она. – Но у тех джентльменов на вас, похоже, другие планы.

Я верчу башкой. Амбал в черном костюме и при галстуке. Как бы хорошо ни сидел на нем костюм, он не скрывает того факта, что чувак в состоянии поднять вагон товарняка. Стрижка под «ежик», по-мальчишески смазливая физиономия. Мог бы сниматься в кино, если бы не был сложен, как для плаката о «стероидной ярости» [20]. Я и не слышал, как он подошел. И запаха не учуял, если на то пошло.

Он что-то держит в руке. Через секунду до меня доходит: это поводок. На другом конце – карлик, который выглядывает из-за мощных, как стволы деревьев, ног хозяина. Гротескное тельце, глаза слезятся. Но сходство с амбалом не заметить невозможно. Братья, что ли? Или отец и сын? Даже костюмы на них одинаковые.