Город заклинателей дождя

Прошло несколько минут, прежде чем им удалось отыскать Гумбольдта. Он стоял возле площадки для экипажей, беседуя с тучным мужчиной с живыми темными глазами и усами, как у императора Вильгельма. Оба были всецело увлечены разговором.

Когда Элиза, Шарлотта и Оскар приблизились к ним, мужчина воскликнул, приподняв цилиндр:

- Вот и ваши спутники, господин Гумбольдт. Мое почтение!

Отвесив короткий поклон, он продолжал:

- А теперь прошу меня простить - важные дела. Однако не будем терять связь. В ближайшие дни я сделаю вам серьезное предложение.

Исследователь кивнул. Они обменялись рукопожатиями, мужчина сел в свою коляску и умчался. Гумбольдт уже собирался подозвать своего кучера, когда к ним бросился один из репортеров:

- Прошу прощения, господин фон Гумбольдт! Я - Фриц Фердинанд из «Берлинер Моргенпост». Могу ли я попросить вас позировать для фото? Я готовлю репортаж о сегодняшнем событии в музее.

- С удовольствием. - Гумбольдт улыбнулся и облокотился о карету, приняв картинную позу. Репортер установил камеру, поднял палочку с магниевой смесью и крикнул: «Пожалуйста, не двигайтесь!» Блеснула яркая вспышка. Репортер закрыл объектив крышкой.

- А теперь еще раз вместе с вашими спутниками!

Элиза, Шарлотта и Оскар столпились вокруг ученого и уставились в объектив. Еще раз сверкнул магний, затем репортер собрал камеру.

- Благодарю вас, - произнес он, пожимая Гумбольдту руку. - Через несколько дней я лично доставлю вам свежий номер и экземпляры фото, если не возражаете.

- Но только в том случае, если все будет написано так, как и было на самом деле, - заметил Гумбольдт.

- Вы не будете разочарованы, - рассмеялся репортер. - Но, боюсь, господам из университета не слишком понравится.

Наконец все четверо уселись в карету, и Гумбольдт велел кучеру отправляться.

Но не проехали они и двух кварталов, как Шарлотта взорвалась:

- Почему ты позволяешь так обращаться с собой, дядя? - закричала она, кусая побелевшие от гнева губы. - Эти надутые индюки выставили нас перед всем миром лжецами! Дорого бы я дала, чтобы видеть их в суде по обвинению в клевете!

- Ты напрасно кипятишься, - проговорил ученый, невозмутимо разворачивая газету. - Это именно то, на что я рассчитывал. Ты ведь знаешь: хорошо смеется тот, кто смеется последним.

- Не нахожу здесь ничего смешного! - Шарлотта все еще не могла успокоиться. - Интересно, зачем тебе все это понадобилось?

Гумбольдт улыбнулся.

- Смотри на это как на маленький урок. Я хотел показать вам, что ждет всякого, кто слишком долго дышит книжной пылью в библиотеках, вместо того чтобы выйти на улицу и столкнуться с реальной жизнью. Такие люди часто не в состоянии отличить золотой самородок от латунной пуговицы.

- Теперь нас ославят на всю Германию как мошенников и проходимцев, - фыркнула Шарлотта.

- Ошибаешься, - возразил Гумбольдт. - Давай дождемся свежих выпусков газет. Я уверен, что репортеры преподнесут это событие совсем иначе, чем рассчитывают господа из ученого совета.

- А если нет?

- Тогда мы приложим некоторые усилия, чтобы их переубедить.

- А что случилось с вашим голосом под самый конец? - спросил Оскар. - Он звучал, словно с горы Синай!

- Тебе понравился мой маленький трюк?

- Эти раскаты до сих пор отдаются у меня в ушах.

Гумбольдт распахнул плащ и расстегнул верхнюю пуговицу своего сюртука. На его груди Оскар увидел маленький серый ящичек, от которого множество разных проводов тянулись к вещице размером с запонку, прикрепленной к углу воротника.

- Что это?

- Лингафон, - посмеиваясь, ответил Гумбольдт. - Но не совсем. Я его немного переделал и оборудовал усилителем голоса. Мне ужасно не терпелось испытать его в большом зале с хорошей акустикой.

Ученый заговорщически подмигнул Оскару.

- Вы оба ведете себя как малые дети, - снова вспыхнула Шарлотта. - К тому же ты, дядя, далеко не все объяснил. У меня вообще сложилось впечатление, что ты со своим докладом буквально добивался, чтобы нам не поверили. Зачем тебе это?

- Ты совершенно права, - ухмыльнулся Гумбольдт, продолжая возиться со своим аппаратом.

- Но ведь это же… это просто несерьезно!

Ее лицо разгорелось от возмущения.

- Скандал был заранее запланирован. Он, можно сказать, неотъемлемая часть моего доклада, - проговорил Гумбольдт. - Я слишком давно знаком с этими господами и хорошо знаю, как себя с ними вести. Они, если угодно, почти что члены моей семьи.

- Но зачем?..