Город заклинателей дождя

– Я и не говорил, что вы отправляетесь в одиночку, – возразил Вандербилт. При этом по его лоснящемуся лицу скользнула ухмылка. – Вас будет опекать человек, способный во всех отношениях противостоять Гумбольдту. Он прекрасно ориентируется в любой местности и знает толк в средствах обороны и нападения. Я обращаюсь к нему, когда речь идет об особо деликатных вещах, так как эта особа предпочитает работать тайно. Ее имя – мисс Уолкрис Стоун.

– Женщина? – Макс решил, что ослышался.

– Совершенно верно, – Вандербилт сцепил руки за спиной и уставился в окно, за которым расстилалась панорама Центрального парка. – Мисс Стоун уже много лет поддерживает со мной деловые отношения. И если вам до сих пор не приходилось слышать о ней, то по одной простой причине: в этом не было необходимости. Но можете поверить мне на слово: в своем деле она – лучшая из лучших.

Макс молчал, не находя слов. Несмотря на то что ему приходилось делать вид, что предложение босса его занимает, в глубине души он лихорадочно искал хоть какую-то зацепку, которая позволила бы ему выпутаться из этой идиотской ситуации, не теряя лица. Он был городским человеком, домоседом. Ему нравилось писать и рассуждать о далеких странах, но отправиться туда самому – это просто немыслимо. С детства он ненавидел всякие переезды и перемены мест. И сейчас он ломал голову над тем, какую причину отказа босс мог бы счесть убедительной.

Однако время шло, а в голову ему ничего не приходило. В конце концов, Макс не выдержал и растерянно пробормотал: «Ну, если вы считаете, что это так уж необходимо…»

Газетный магнат засмеялся и увесисто хлопнул его между лопаток:

– Ничего другого я и не ожидал от вас, Пеппер! Желаю удачи! После вашего благополучного возвращения мы обсудим вопрос о существенном повышении вашего жалованья.

6

Перуанские Анды, спустя несколько дней

Гарри Босуэлл очнулся от тяжелого сна, полного тревожных сновидений.

Ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и убедиться, что он все еще находится в заточении. Он лежал на полу – вероятно потому, что во сне снова упал с кровати. Ничего удивительного: с момента своего похищения он не мог уснуть спокойно. Его мучили кошмары, особенно в утренние часы, и лишь на рассвете ему удавалось ненадолго забыться.

Кровать! Громко сказано. Его ложе представляло собой узкие дощатые нары, покрытые циновкой. Тонкое одеяло не защищало от промозглого холода, выползающего по ночам из ущелья. И подстилка, и одеяло были изготовлены из грубых и прочных волокон какого-то растения, но совершенно не согревали.

Он с трудом поднялся на ноги. На теле уже почти не осталось следов. Раны на спине и плечах быстро заживали. С ядом его организм также благополучно справился. Хуже всего было сознание того, что он лишился свободы. Босуэлл находился в напоминающей кокон клетушке площадью около четырех квадратных метров. Сводчатый потолок, вогнутый, словно лохань, – в целом его камера напоминала кокон гигантского насекомого. Окна в ней отсутствовали, а дверь была постоянно заперта.

Сколько недель прошло с тех пор, как он пробрался в таинственную высокогорную империю и сделал свои фотоснимки? Три или четыре? Он не знал. После побега он совершенно утратил чувство времени. Возможно, в этом сыграло свою роль и действие яда. Но что дальше?

Да – его спасли, вылечили и дали возможность восстановить силы. Но ради чего? С момента своего пленения он не имел возможности ни с кем поговорить. Еду и питье приносили, когда он спал. Нужду он справлял через отверстие в полу, под которым находилась скальная стена, уходившая в туманную бездну. Оно было недостаточно большим, чтобы попытаться через него бежать, но давало ему одно несомненное преимущество: Босуэлл мог кое-что узнать о мире, в котором оказался.

Сквозь отверстие можно было увидеть, что его камера, наподобие ячейки осиного гнезда, лепится к отвесной стене. Вокруг располагалось множество подобных «коконов» – и совсем небольших, и довольно крупных. Все они соединялись между собой лестницами, подъемными и висячими мостами, по которым время от времени перемещались какие-то фигурки. Но они находились так далеко, что он не мог различить деталей. Время от времени под его ногами проплывал один из этих удивительных воздушных кораблей. Среди них были изящные и стройные, как океанские яхты, но некоторые казались грузными и неуклюжими, словно шхуны-угольщики у берегов Англии.

В такие мгновения он затаивал дыхание. Настоящее чудо: этот удивительный народ перемещался в воздушном пространстве с такой же легкостью, с какой состоятельные ньюйоркцы на своих парусниках рассекают по воскресеньям воды Гудзона.

Но больше всего угнетало Босуэлла не заточение, а то, что за все это время ему ни разу не удалось взглянуть на лица своих «хозяев». Он не знал, как они выглядят, во что одеваются, какие украшения носят. Он не раз пытался застать момент, когда ему приносили еду, но из этого ничего не выходило. Словно его тюремщики совершенно точно знали, когда он спит, а когда бодрствует.