Город Желтой Черепахи

С тех пор как не стало Светлого Владыки, сколько их уходило отсюда со своими Аленами, Машеньками и Дашеньками, чтобы обрести свое незамысловатое, недолгое человечье счастье. Сколько разбилось здесь сердец, так и не дождавшись возвращения своих возлюбленных… Сколько озлобленных, обуянных жаждой мщения обрушилось на грады и веси пожарами, набегами кочевников, гладом, мором, засухой… И все для того, чтобы явился один. Единственный. Тот, кто возьмет на себя чужую боль и отчаяние, кто не даст захлебнуться миру в жестокости, ненависти, подлости и предательстве. Не мной придумано испытание звериной личиной, любовью и Алым Цветком, и хотя величают меня Темной Феей, я бы, пожалуй, не решилась выковывать Светлого Владыку таким варварским способом. Впрочем, это уже не моя забота, я только выполняю то, что завещал перед кончиной его предшественник. Мне ли судить о силе Сострадания, которой должно обладать, чтобы слышать крик горя, шепот печали и безмолвие отчаяния человеческого?

— Третий раз спрашиваю: зачем пришла ты в мой сад? — Брови его сдвинулись, но серо-зеленые глаза смотрели по-прежнему холодно и спокойно.

Зябко мне стало. И все же, преодолев себя, я спросила:

— О каком саде ты говоришь?

Гарью запахло. Вместо дивного сада с фонтанами, с цветами, с птицами чудными мертвая, выжженная равнина раскинулась. Куда ни кинь взгляд — только земля черствая, потрескавшаяся, хрупкая и звонкая, как глиняные черепки. Да Алый Цветок между нами. Последний цветок. Заветный.

— Не будет больше сада. Кончились годы ученичества. Я пришла за тобой. Теперь ты Светлый Владыка.

Он не стал переспрашивать. Сразу понял. Не зря столько лет звериную личину носил, не зря манускрипты древние штудировал.

— Не буду я Светлым Владыкой. Силу чувствую, а боли людской не слышу. — И добавил тихо: — Только свою. Только свою боль и слышу я. Ею до глаз затоплен.

— Ты ощутишь, ты должен. Ты — Светлый Владыка.

— А ты кто? Откуда взялась на мою голову? Зачем тебе, Темной Фее, Светлый Владыка понадобился?

— Нет без света тени. Нет меня без тебя. Кончится мир человеческий без добра, без сострадания, без помощи твоей. Через муки душевные, через любовь безнадежную, через мудрость прошлых веков должен ты стать Светлым Владыкой.

Он молчал. Лицо его дышало волшебной силой, он понимал речь мою, но не чувствовал то, что ощущать должен Светлый Владыка. Что-то сделала я не так, или предшественник его плохо растолковал мне, что от меня требуется.

Он молчал, и тогда я, Темная Фея, произнесла то, чего ни чувствовать, ни тем более говорить не должна была:

— Ты уже слышал людскую боль. Вспомни как следует. Ты слышал ее, прежде чем выйти на единоборство со Змием, прежде чем преградить путь войску Бекрет-султана, прежде чем обрушить Страх-гору на грозных волхвов с Пучай-реки. Твоя правда ослепила тебя, оглушила тебя собственная боль, собственное горе. Но я помогу тебе.

Ни любви, ни дружбы, ни родных, ни друзей у нас нет и быть не может. Темные, тяжелые, мутные волны Всевластного Времени уносят их от нас все дальше и дальше. Стираются из памяти дорогие образы, звуком пустым становятся любимые имена, а потом и вовсе забываются. Нет у нас ни дома, ни крова, и единственная отрада наша — Алый Цветок. Он возвращает горькую и все же святую память. Он согревает сердце и веселит душу. Он один облегчает многовековое служение наше. Понадобится он и Светлому Владыке, когда станут иссякать его силы, и все же, если нет других способов…

— Я помогу тебе, — повторила я и, сделав шаг, наступила на горящий, трепещущий, сияющий, как крупица Солнца, Алый Цветок.

Пала тьма. Ударила молния. Грянул сокрушительной силы гром. Пала тьма и вновь рассеялась. Одни мы на выжженной равнине остались. Исчез Алый Цветок — отрада моя последняя.

Одни мы стояли на пеплом покрытой равнине — я и Светлый Владыка. Побледнело лицо его, вмиг осунулось. Скорбные морщины от крыльев носа к углам рта разбежались, складка вертикальная промеж бровей легла. Плеснула в глазах тоска, боль, доселе неведомая.

— Ты теперь Светлый Владыка! — в третий раз сказала я, не сказала — крикнула, вглядываясь в его застывшее, замершее лицо. Лицо человека, слушающего что-то, неслышное другим. Таким и предшественник его мне запомнился. — Началось твое служение. Из веку в век обречен ты слышать чужую боль, чужое горе и отчаяние. И мчаться на помощь. Даже если помочь не в силах. Ни на миг не дадут тебе покоя людские страдания.

— За что же мне это? — выдавил он. На краткий срок просветлел лицом — есть еще время словцом со мной перемолвиться.

— За то, что уродился таким. За то, что сам себя таким сделал. Кому много дано — с того и спрос велик.

— А моя человечья жизнь? Моя человечья доля счастья?

— Нет тебе человечьей доли. Судьба твоя — счастье других устраивать.

— А ты? Враг ты мне или друг?

— Я Темная Фея. Позовешь, когда занадоблюсь. Бывает, что и у Светлого Владыки во мне нужда возникнет. Прощай.