Самая эксклюзивная в городе частная лечебница Сольверт расположена в тихом углу Садов Кончиты, парка, созданного во времена Фердинанда Дорака. Жена Дорака, Кончита, однажды попросила его сделать к ее дню рождения что-нибудь красивое и необычное. В ответ он и создал этот парк. Когда дело касалось Кончиты, он становился сентиментальным старым простофилей.
Кардинал оставил трастовый фонд, чтобы платить за содержание парка, и я тоже принимаю в этом участие, делая собственный ежегодный взнос, возмещающий недостачи, отдавая дань памяти Кончиты Кубекик, которая была моим близким другом.
Томас высаживает меня у входа в Сольверт. Меня узнают сразу же, как только я вхожу, и все служащие стараются выглядеть занятыми — никому не охота связываться с таким отъявленным гангстером, как я. Наконец я ловлю медсестру и прошу провести меня к Форду Тассо. Она нервно сглатывает и несется впереди, показывая путь. Я сам могу его найти, но им не нравится, когда посетители ходят без присмотра. Форд не единственный бывший гангстер в их списках.
Форд сидит в кресле-каталке под густым деревом, наслаждаясь весенним утром. Даже со спины он производит сильное впечатление — как всегда, широк в плечах и похож на скалу. Я серьезно полагался на Форда, когда вступил в должность. Я бы до сих пор зависел от него, если бы инсульт не прервал его активность.
Я жестом отпускаю медсестру и кашляю, чтобы обозначить свое присутствие.
— Нет нужды устраивать припадок коклюша, — хрипит Форд, — у меня с ушами все в порядке, как и раньше. Я слышал, как ты подходишь.
— Привет, старый друг. — Я наклоняюсь, чтобы пожать его левую руку. Его гранитные черты не смягчило время. Если уж на то пошло, с неподвижным с одной стороны лицом он выглядит еще суровее, чем всегда. Удар сильнее поразил правую часть, парализовав лицо и руку и почти выведя из строя ногу. Когда это необходимо, он может передвигаться самостоятельно, но ходит медленно и неуверенно, тяжело волоча правую ногу.
— Вы, должно быть, сильно в дерьме, если пришли сюда, — хрипит он.
Я криво улыбаюсь. Мы оба знаем, что я не стал бы тратить время на дружеский визит.
— Сильнее некуда.
Он поворачивается, чтобы взглянуть на меня, и ждет. Со времени удара прошло четыре года. Шесть месяцев он не мог говорить. Постепенно научился произносить звуки, хотя сначала его произношение было таким плохим, что даже сиделка, проводившая с ним двадцать четыре часа в сутки, не могла понять его. После неисчислимых часов тренировок и лечения он сам выучился говорить заново. Речь его медленна, но гораздо более разборчива, чем бывает в подобных случаях. В первый год доктора думали, что он не выживет. Я считал иначе. Смерть должна побороться с Фордом Тассо полных двенадцать раундов, прежде чем выбьет его с ринга.
— Как жизнь? — спрашиваю я.
— Неплохо. Все еще на секс-терапии. Пару дней назад у меня была эрекция целых две минуты. Пока лучший результат.
— По-прежнему отказываешься от виагры? — усмехаюсь я.
— Не верю я в это дурацкое шаманство. Да и нет необходимости.
— Почему ты огорчаешься насчет своей сексуальной силы? — спрашиваю я. — Не похоже, что ты собираешься предпринимать здесь какие-то действия.
— Люблю быть готовым ко всему. — Он сопит, потом смотрит на меня левым глазом (второй глаз не видит, но он отказывается носить повязку). — Ладно, хватит о ерунде. Что стряслось?
— Ты слышал про Джико?
— Он и Кахал убили вас и захватили власть. Но это продлилось недолго.
— Им это никогда не удастся, но речь о другом. Джико и Кахал были двумя лучшими моими помощниками. Я думал, что могу положиться на них.
— Может, их сгубила алчность, — делает предположение Форд, скребя серую кожу своего правого запястья. В правой стороне тела у него плохая циркуляция крови, и он должен постоянно работать мускулами.
— Нет, — бормочу я, — ими руководил страх. Они думали, что я вышел из-под контроля. Стал слабым звеном. Если мои ближайшие помощники не верят в меня…
Форд медленно кивает.
— Я слышал, что в городе неспокойно. Расскажите мне подробнее.
Я сообщаю ему обо всем, что произошло со времени моего последнего посещения два года назад. Город накануне волнений. Старые банды раздроблены, формируются новые, постоянно происходят стычки. Я старался установить порядок, но они просто не обращают внимания. Я — наиболее могущественная сила в городе, но мне не повинуются так, как повиновались Дораку. Люди боятся меня, но не уважают.
Форд молча слушает. Когда я замолкаю, он обдумывает ситуацию, потом спрашивает:
— А виллаки?
— Ведут себя тихо. Я уверен, что они стоят за многими беспорядками, но делают это хитро, не раскрывая карт.
Форд усмехается:
— Еще много лет назад я говорил Кардиналу, что их надо уничтожить, но он всегда благоговел перед ними.
— Дело не только в священниках. Мне противостоят и другие, люди, которые никогда не посмели бы пойти против Дорака. Один из них — Эжен Даверн.
— Парень, который стоит во главе ККК? — удивленно спрашивает Форд.