Город Золотого Петушка

Окрик послышался возле траншеи. Игорь отозвался скрепя сердце, как ни хотелось ему промолчать и тихонько отправиться домой по другой дороге:

— Я здесь, папа!

Фигура отца выросла возле Игоря. Теплыми руками отец взял Игоря за голову. Совсем не сердясь, а только очень обеспокоенно он спросил:

— Что ты делаешь здесь, сынок? Мы с мамой так испугались — скоро час ночи, а тебя нигде нет. Я уже всю территорию обегал — нигде! Пошли сейчас же!

— Я не могу, — сказал Игорь.

— Вот тебе и раз! Почему?

— Я гнездо охраняю, папа. От Андрюшки. Здесь птенчики, а он их непременно украдет и уморит. Вот здесь их гнездо. В камнях… Я до смены достою, папа. Ну, пожалуйста!

Отец устало сказал:

— О том, чтобы ты торчал тут всю ночь, не может быть и речи. Это исключается. — Он подумал и добавил, усмехнувшись: — Но я могу тебя сменить. Можешь быть спокоен, ничего с твоими птенцами не случится. Я не хуже тебя отражу атаки вашего страшного Андрюшки!

У Игоря зуб на зуб не попадал, так он продрог — и от сырости, и оттого, что он услышал, сидя в своем укрытии. Ему уже надоела и эта чернильная темнота, окутавшая землю, и этот шум, который несся сейчас от моря.

— Папа! Андрюшка может на рассвете прийти. Он, как все хищные звери, просыпается на рассвете.

— Во-первых, — ответил папа Дима, зевая, — хищные звери просыпаются не на рассвете, а с наступлением темноты. Во-вторых, ладно уж, иди!

И, видя, как Игорь, с трудом ступая захолодевшими ногами, поплелся к дому, он добавил:

— От мамы тебе, конечно, влетит, но это вполне законно, заслуженно, так что ты слюни не распускай.

— Есть не распускать слюни! — ответил, стуча зубами, Игорь.

И очень обрадовался, когда сквозь мглистую, белесую дымку тумана, скрадывавшего окрестность и делавшего привычные места совсем неузнаваемыми, увидел свет в окне их комнаты. Окно было открыто настежь, и мама Галя, перевесившись через подоконник, нахмурив брови, напряженно всматривалась в туман за окном…

А из тумана несся ровный, сильный гул прибоя. Кажется, залив разыгрывался не на шутку. И волны, все смелея и набирая силы, подступая все ближе и ближе, сильнее окатывали Янтарный берег.

Янтарный берег

1

Янтарный берег к утру был захламлен водорослями, которые нанес шторм, и пляж покрылся ребристыми буграми, отмечавшими границы отступления воды, когда шторм стал утихать и воды моря скатывались назад, туда, откуда нагнал их ветер, утихший к утру.

Как всегда после шторма, на берегу тут и там, всюду, куда только хватало глаз, были видны искатели счастья, искатели янтаря. Согбенные их фигуры медленно передвигались по берегу весьма странной процессией. Словно исполняя какой-то обряд, они то и дело наклонялись, проходили несколько шагов, не в силах оторвать взгляд от песка под ногами, и склонялись опять и опять. Иногда они делали это движение разом, и тогда казалось — это язычники, поклоняющиеся морю, которое с шумом окатывало пенной водой их ноги…

Обрывки туч — серых и черных — волочились по небу, обгоняя друг друга, в страшной спешке торопясь куда-то и по дороге разваливаясь и разваливаясь, уже не в силах закрыть собою небо и солнце. Точно разбитая армия, лишенная командиров, мчались они в панике и не могли остановиться и таяли на глазах. А лучи солнца прорывались через их нестройные толпы и все чаще озаряли сырую землю и мокрые деревья, от которых уже начинал подниматься светлый легкий парок.

Игорь проснулся с неприятным чувством усталости, весь разбитый. Конечно, он не выспался, так как и лег он очень поздно, и долго не мог уснуть, и долго трясся под своим одеялом — дрожь, прошедшая было, когда он вошел в теплую комнату, вновь овладела им, едва мать погасила свет и темнота окружила его со всех сторон, — уснул он лишь тогда, когда мама Галя укрыла его своим одеялом. Всю ночь мерещилось ему что-то такое, чего он не мог поутру вспомнить, но что легло нехорошим осадком на настроение. То, о чем говорили на берегу не видимые ему люди, как-то задевало его сознание, оставляя ощущение тревоги…

Отец и мать сидели у окна и тихо разговаривали между собой. Беседа, видимо, была начата довольно давно, так как Игорь услышал лишь ее окончание.

— А меня, Галюша, это очень обрадовало! — сказал отец. — Я понимаю, конечно, что это не дело, но меня очень обрадовало в нем сознание долга. Повод, ты права, пустяковый. Но то, что он так твердо исполнял свое обещание, это заслуживает уважения.

— Ну, стань перед ним на коленочки! — раздраженно сказала мама. — А свалится он после этого, что мы тут делать будем с ним, в чужом городе, да еще в доме отдыха? Ты над этим подумал?..

— Но, Галя, если в мальчике пробуждается чувство обязанности…

— Перед кем?

— Перед товарищами.

— А перед родителями оно должно быть?

— Да, конечно. Но, знаешь, чувство коллектива, чувство локтя…

Мама вздохнула и отвернулась:

— Ох, беда мне с этими педагогическими теориями! Ты тоже не лучше его. Затеял вчера эту дурацкую поездку в Ригу, надышался там сыростью и пылью, я уж слышу, как ты дышишь, — опять начнутся приступы. Кто будет за это расплачиваться? Я, опять я! Как мне это надоело!