Город золотых теней

Он заметался. Легкие у него были полны воздуха, но уже начали болеть. Его окружала влажная, ледяная и вязкая чернота, в которой не ощущалось ни верха, ни низа. Он заметил тусклое желтое сияние, похожее на солнечный свет, и двинулся на него, извиваясь угрем. На мгновение его окружил свет, затем он снова очутился во мраке, но на сей раз холод оказался убийственным. Он опять увидел свет — прохладную голубизну — и стал пробираться к нему. Поднимаясь, он видел тонкие вершины темных деревьев и серое облачное небо. Затем его рука на что-то наткнулась. Он бил ногами, задрав лицо к свету, царапал пальцами, но между ним и воздухом находилось что-то твердое, делавшее его пленником ледяной воды.

Лед! Он ударил по нему кулаками, но не сделал даже трещинки. Легкие уже были наполнены раскаленными углями, а голова — расплывчатыми тенями.

Сейчас он утонет. Неизвестно где. И никогда не узнает почему.

«Знание умрет вместе со мной. Знание о граале». Бессмысленная мысль сверкающей рыбкой проплыла в глубинах угасающего сознания.

Вода высасывала тепло из тела. Он не ощущал ног. Пол прижался лицом ко льду, моля о воздушном кармане, но крошечный вздох лишь добавил влажного холода. Дальше бороться бессмысленно. Он открыл рот, намереваясь заполнить легкие водой, которая положит конец мучениям, но в последний момент сделал паузу, пытаясь рассмотреть нечто темное, заслонившее от него небо, и тут лед, облака и небо обрушились на него, отшвырнули и выдавили воздух из напрягшегося тела. Он непроизвольно ахнул, и в легкие хлынула вода.

* * *

Занавес колыхался желто-оранжевым полотном. Пол попытался рассмотреть его получше, но не смог. Как бы напряженно он ни вглядывался, полотно оставалось мягким и словно бесплотным. Он закрыл глаза, дал им секунду отдохнуть и попробовал снова.

Он ощутил, как его что-то коснулось, но ощущение было необычно отстраненным, словно его тело вытянулось на невероятную длину, а касаются какой-то очень отдаленной его части. Может, его… он не мог вспомнить слово, но увидел вместо него госпитальную палату, почувствовал запах спирта, резкую слабую боль, напоминающую укус насекомого…

«Анестезировали». Но зачем?.. Неужели он…

Река. Он попытался сесть, но не смог. Деликатные прикосновения, столь мягкие и отдаленные, не прекращались. Он снова вгляделся в занавес и наконец догадался, что смотрит на огонь. Казалось, его голова соединена с телом всего несколькими нервами: он ощущал что-то под собой, мог сказать, что это грубая и неудобная поверхность, но почти не чувствовал онемевшего тела, и неудобство это можно было считать условным. Он попробовал заговорить, но выдавил лишь несколько слабых звуков.

Словно вызванное заклинанием, в поле зрения перпендикулярно линии взгляда появилось лицо — бородатое, с кустистыми бровями. Карие глаза, глубоко утопленные в глазницы, были круглыми, как у совы.

— Ты замерз, — произнесло лицо низким спокойным голосом. — Почти насмерть. Мы тебя согреем. — Лицо отодвинулось.

Пол собрал все мысли, какие смог. Он снова выжил, во всяком случае, пока. Он помнил свое имя и все, что к нему вернулось в зале со знаменем на стене. Но то, где он был, до сих пор ускользало из сознания, а место, где он очутился сейчас, стало новой загадкой.

Он попытался сесть и не смог, зато ухитрился перекатиться на бок. К телу начали возвращаться ощущения, покалывание в ногах быстро усиливалось — его попеременно сотрясали дрожь и болезненные спазмы. Зато теперь он сумел заглянуть за полотнище огня, хотя и не сразу опознал то, что открылось его глазам.

Тот, кто с ним говорил, и еще пять-шесть таких же бородатых круглоглазых мужчин сидели полукругом возле костра. Над ними нависала каменная крыша, но сидели они не в пещере, так что каменный потолок был, скорее всего, нависающим козырьком скалы. Снаружи виднелся мир почти безупречной белизны, мир глубокого снега, тянущегося до далекой зазубренной линии гор. У подножия холма, примерно в полумиле от них, вилась серая лента замерзшей реки, на которой чернела полынья, откуда его вытащили.

Он посмотрел вниз. Тот, кто говорил, теперь срезал мокрую одежду Пола листовидным куском черного камня. У мужчины было мощное тело, широкие ладони и плоские пальцы. Всю его одежду составляли шкурки различных животных, скрепленные веревочками из сухожилий.

«Неандертальцы. Пещерные люди, а здесь каменный век или нечто вроде того. Какой-то дурацкий музей — только я в нем живу. Пятьдесят тысяч лет от всего, что мне знакомо». Его пронзила тоска. Да, он был жив, но каким-то образом потерял свою жизнь — настоящую жизнь — и обречен неизвестно ради чего бесконечно бродить по жуткому лабиринту псевдомиров. В глазах набухли слезы, скатились по щекам. Даже дрожь и боль пробуждающихся нервов стихли, пересиленные ошеломляющим ощущением абсолютной утраты.

«Гэлли пропал. Ваала пропала. Моя семья, мой мир — все пропало».

Он перевернулся лицом вниз, прикрыл лицо ладонью, прячась от взгляда бородатого мужчины, и зарыдал.