Города-государства Древней Руси

Названные нами социальные институты едва ли правомерно подвергать дроблению, привязывая к какому-нибудь отдельному типу поселения (военные укрепления, стан вождя-князя, пункт вечевых собраний, религиозный центр и т. п.)^{38}. Все эти институты находились в органическом единстве: там, где был князь, неизбежно должно быть и вече во главе со старейшинами, поскольку князь выступал не только как вождь, но и как правитель, действующий в содружестве с народным собранием и племенной старшиной; там, где был князь, там был и сакральный центр, ибо князь осуществлял в позднеродовом обществе и религиозные функции; в места пребывания князя, старейшин и веча стекалась и дань, собираемая с подвластных племен, и город, следовательно, усваивал значение центра перераспределения прибавочного продукта, стимулировавшего внешнеторговые связи^{39}. Принимая во внимание все это, мы считаем более перспективным монистический подход к проблеме возникновения древнерусского города, в свете которого выглядит искусственным многообразие типов раннегородских поселений, о чем, кстати, уже писали некоторые исследователи^{40}. Такого рода поселениями, по нашему глубокому убеждению, могли быть только племенные или межплеменные центры. Вот почему мы не можем согласиться с Б. Д. Грековым, исключавшим появление города в условиях родоплеменного строя. «Если в племени появились города, — писал Б. Д. Греков, — то это значит, что племени как такового уже не существует. Стало быть, и „племенных городов“ как особого типа городов как будто быть — не может»^{41}. Здесь сказалось убеждение Б. Д. Грекова в том, что город мог якобы «появиться только при наличии частной собственности, т. е. в классовом обществе»^{42}. Приведенный выше историографический материал показывает, что далеко не все исследователи разделяют мнение о классовом происхождении средневекового города. Вспомним о том, что Ф. Энгельс писал о городе, который «сделался средоточием племени или союза племен»^{43}.

Город возникал как жизненно необходимый орган, координирующий и направляющий деятельность образующихся на закате родоплеменного строя общественных союзов, межплеменных по своему характеру. Видимо, функциональный подход к определению социальной сути города является наиболее конструктивным. Что касается таких признаков, как плотность населения и застройки, наличие оборонительных сооружений, топографические особенности, то все они являлись производными от функций, которые усваивал город.

Таким образом, есть все основания утверждать, что на раннем этапе города выступали преимущественно в качестве военно-политических, административных и культурных (религиозных) средоточий^{44}. Их можно понимать в известном смысле и как хозяйственные центры, если учесть, что деревня в те времена была продолжением города^{45}. Впрочем, данный вопрос требует дополнительных разъяснений. Б. Д. Греков полагал, будто «город всегда является оторванным от деревни, противоположен деревне»^{46}. Подобное представление широко распространилось среди ученых. Оно базировалось на соответствующем толковании высказываний классиков марксизма. Приведем эти высказывания и посмотрим, насколько они соответствуют столь категорическим утверждениям. В «Немецкой идеологии» читаем: «Разделение труда в пределах той или иной нации приводит прежде всего к отделению промышленного и торгового труда от труда земледельческого и, тем самым, к отделению города от деревни и к противоположности их интересов»^{47}. Как видим, факт отделения города от деревни К. Маркс и Ф. Энгельс связывают с возникновением нации, появившейся в условиях капиталистического общественно-экономической формации. Поэтому использование приведенного высказывания К. Маркса и Ф. Энгельса для характеристики древнерусского города вряд ли правомерно. Другое высказывание К. Маркса и Ф. Энгельса, которое привлекает Б. Д. Греков, гласит: «Противоположность между городом и деревней начинается вместе с переходом от варварства к цивилизации, от племенного строя к государству…»^{48} Нетрудно убедиться, что здесь речь идет о начальных стадиях развития противоположности между городом и деревней. Позднее в «Капитале» К. Маркс писал: «Основой всякого развитого и товарообменом опосредствованного разделения труда является отделение города от деревни. Можно сказать, что вся экономическая история общества резюмируется в движении этой противоположности…»^{49} К. Маркс противоположность между городом и деревней рассматривал диалектически, т. е. как категорию историческую^{50}. Добавим к этому, что К. Маркс говорит об этой противоположности, имея в виду эпоху развитого разделения труда. К. Маркс и Ф. Энгельс писали, что «противоположность между городом и деревней может существовать только в рамках частной собственности»^{51}.

Итак, высказывания классиков марксизма не дают основания для резкого противопоставления города и деревни на ранней стадии развития городской жизни.