Города и годы. Братья

— Да… Нет… То есть — да! Я хотела к нему… но я вижу, вы живете вместе с ним.

Она оттолкнулась от перил таким отчаянным движением, как будто для этого была нужна особенная решимость.

— Я отыскивала Арсения Арсеньича, чтобы узнать о вас. Мне нужно вас.

— Меня?

— Я вас не знаю, и вы — меня, — торопилась она, — и это, конечно, странно, что я пришла. Хотя я знаю, как вас зовут. Родион… простите, я дальше не знаю.

— Что же вам нужно?

— Мне необходимо с вами говорить. Очень важно. Я вас видела четыре дня назад. Вы были у нас ночью, помните?

— Четыре дня назад? — насупившись, спросил Родион.

— Да, помните? Я дочь профессора Карева.

Родион приподнял голову.

— Ага! — промычал он, свысока разглядывая Ирину.

Он чуть-чуть не сказал: чует кошка, чье мясо съела! — и ухмыльнулся.

— У вас сейчас… вы можете сейчас поговорить со мной, недолго? Мне, правда, очень необходимо.

Она опять говорила неуверенно.

— Пойдемте.

Первую минуту в комнате они оба молчали. Родион испытующе ждал, что скажет Ирина, она глядела на Ленку остановившимися, немигающими глазами.

— Это ваша дочь? — спросила она тихо.

— Да.

— От вашей жены?

Родион засмеялся. Ирина перебросила взгляд с Ленки на Родиона, вдруг поняла глупость своего вопроса и заспешила:

— Я хотела… я говорю… мать этой девочки — та женщина… которая приходила ночью… встретилась с вами у нас?..

Она совсем сбилась, вспыхнула и замолчала.

— Я думал, вы будете говорить о своем отце, — хмуро сказал Родион.

— Об отце? Почему?

— Ну, может, о Шеринге.

— Почему… о Шеринге? — еще больше удивилась Ирина.

— Что же, вы собирались говорить про мою жену, что ли? — насмешливо спросил Родион.

Ирина громко перевела дыхание, лицо ее вытянулось и дрогнуло, точно от обиды, она ответила резко:

— Да.

— Что-о?.. — протянул Родион.

— О вашей жене.

Он сорвался с места и зашагал из угла в угол. Ирина пододвинула к себе стул, села. Родион остановился перед нею, пожал плечами: нельзя было понять, чего добивается эта худенькая упрямая девочка.

— Я, знаете, считаю, что это мое личное дело — жена, — грубо сказал он.

— Ведь я понимаю, что это нехорошо… что я говорю. Но и вы поймите, что ведь я хочу тоже о своем личном деле!

Родиону послышалась в этих словах жалоба, он насторожился на мгновенье, но тут же подозрительно и вкрадчиво спросил:

— Стало быть, этот музыкант Никита Карев вам — родным дядей?

— Почему вы спрашиваете… о нем?

— Чего же он от меня желает?

— Он… от вас?

— Ну да. Ведь это он прислал вас ко мне с поручением?

Он глядел на Ирину, угрюмо опустив брови, лоб его казался от этого еще круглее, выпуклее, и замкнут, черств был пристальный взгляд.

— Мне никто ничего не поручал. Я говорю, что вы нужны мне по личному делу.

— Тогда, может, вы начнете?

Ирина привстала, вновь села, потеребила на столе угол клеенки, отвернулась.

— Я, наверное, не так начну… то есть я не хочу, чтобы вам было обидно, или… ну, я не могу!.. Словом, я должна прежде всего знать: ваша жена… она от вас ушла?

— Как это моя жена стала ни с того ни с сего вашим личным делом?

— Она бросила вас? — настойчиво продолжала Ирина. — Да? Иначе за что же вы… назвали ее так… тогда, у нас? У меня нет права спрашивать, я знаю, но я прошу…

Она почти задыхалась. Опять привскочив на стуле и крепко ухватившись за край стола, она твердила:

— Я прошу вас, пожалуйста, ответьте! Значит — правда, вы назвали ее так, потому что она…

Родион оборвал ее:

— Зачем вам нужно это?

Но, тотчас догадавшись, он смутился, и так неожиданно для него было это смущенье, что в голосе его появилась чуждая ему боязливая предупредительность:

— Тогда, уж если расспрашиваете меня, так позвольте тоже…

Он неловко помялся.

— Вы что, этого музыканта, дядюшку вашего… он что, видно, тоже как-нибудь… обманул вас?

— Значит, правда? — быстро шагнув к Родиону, спросила Ирина.

— Что?

— Почему вы сказали — тоже?

— Ну нет, — усмехнулся Родион. — Нет, конечно. Он-то меня не обманывал, я не имел с ним дела, да и не буду.

— А про жену вы знаете?

— Что про нее знать, — вдруг доверчиво и просто сказал Родион. — Знаю, что вот, как видите, ее нет.

Он обвел глазами комнату и, словно извиняясь, улыбнулся.

— Это ее дело. Не захотела жить — ушла. Только зачем вот…

Он грубо и с отвращением, торопясь выговаривать слова, досказал:

— Зачем надо было изолгаться, как не знаю кто? Что, я тиранить бы стал ее за правду?

— Она лгала вам, — убежденно тряхнула головой Ирина.

— Говорит — нет.

— А вы?

— Что я, слепой, что ли? Я, как увидел вашего музыканта, сразу понял.

— Ну, конечно! — горячо и точно обрадовавшись, подхватила Ирина. — Я тоже сразу увидала! Я это прекрасно все обдумала и все теперь понимаю. Когда вы вошли, он страшно испугался, я его никогда таким не видала. И потом, когда ворвалась она, ваша жена, он просто не знал, что ему делать, потому что вы и потом — я, ведь я была тут же, рядом!

— Ха! А как же она могла очутиться у вас? Искала меня, говорит, а попала к музыканту!

— Нет, сговориться они не могли. Это невозможно Он просто не посмел бы!

— Ого! Еще как возможно! Да вы вот сами откуда знаете, что они…