Пока я странствовала по миру, вокруг золотилось лето. Я ела кроликов и крыс – дышала на них, пока они не останавливались, чтобы изумлённо поглядеть на меня, мои раздутые щёки и раскрасневшееся лицо. Я вздыхала и хватала их голыми руками. Драконий жребий меня очень разочаровал. В самые трудные моменты, когда вокруг стелилась сырая ночь, а волки пели друг другу баллады в далёких холмах, в мою голову приходили мысли о том, что, наверное, я самую малость меньше дракона, но уж точно больше, чем золотая рыбка.
Однажды утром, когда солнечные лучи играли на листве ежевики, в долине появились охотники: оленя они не поймали, но заманили в ловушку дракона. Моё лицо было испачкано в ежевике, и я не знала, что сказать. Предводитель охотников был темноволосым красавцем, и он не испугался моего рычания.
– Я дракон. – Я вздохнула, почти умоляя их поверить в сказанное. – Вы должны тотчас разбежаться по сторонам, как муравьи.
Мужчина достаточно серьёзно взглянул на меня.
– Нет, – сказал он, – ты ошибаешься. У моего отца в зале есть драконья голова, и, хоть она вся в пыли, а в одной ноздре поселилась мышь, я бы ни за что не перепутал дракона и деву.
– Но я перескочила водопад! – зашипела я в отчаянии. – Никто раньше этого не делал! Я из рода Шлюзов!
– Не имею ни малейшего понятия, о чём ты, но молодой девушке нельзя быть одной в глуши, где лишь дядюшкины штаны защищают тело от ежевики.
– Мои дядюшки штанов не носят…
Я протестовала, но его собратья-охотники мгновенно меня окружили, как зайцы лису, и вынудили сесть на лошадь; та галопом понесла меня к ветхим воротам города, где было множество красных башен. По пути он рассказал мне о славе Аджанаба, величайшего из городов земли во всём, включая валюту.
– Знала бы ты, – сказал предводитель охотников, и его серые глаза сверкнули, будто рыба гольян в вихревом течении, – до чего у нас необычные монеты! Синие и яркие, как твои глаза, и в центре каждой две безупречные дырочки. О, наш край прекрасен, и ты можешь быть счастлива здесь.
Сказка об Аджанабской Монете
Задолго до правления моего прапрапрадедушки монета была целой, из чистого жёлтого золота и ценилась как обычные монеты. В те дни не существовало герцогства, и Аджанаб жил подобно часам: более-менее успевая за временем и надеясь, что кто-нибудь его заведёт, но по-настоящему ни о чём не заботясь. Деньги воровали у других городов или привозили на речных баржах. В самом городе их не чеканили.
В этом беспорядочном месте жил человек по имени Амилькар, один из рыбаков Варени. Он ловил щук и карпов – отчего ты так побледнела, моя дорогая? – самых немыслимых цветов: ярко-жёлтых, тёмно-зелёных и таких голубых, что глазам больно смотреть. Замечу, что этот рыбак был мудрее рыбаков из дурацких рыбачьих сказок севера, и вечера он проводил с горном из латуни и кости, край которого натирал маслом до блеска, чтобы отгонять речных насекомых. В своей маленькой лачуге рыбак играл нежную музыку, освещая берега многоцветной реки пламенеющим горном.
А ещё надо сказать, что Амилькар был одинок, ведь даже умный рыбак воняет рыбой… Если не считать местных шлюх, рассчитывать ему было не на кого. И потому каждый вечер он наводил глянец на один из нотных листов и клал его на кресло-качалку. Со временем нотные листы, покрытые пятнами чая и осетровой чешуи, исписанные нотами, похожими на паучьи лапы, слиплись и обрели форму миловидной жены – она вся состояла из музыки. Амилькар каждый вечер садился напротив своего улова и желал, чтобы она открыла глаза-скрипичные-ключи или губы-восьмые-ноты и ожила для него. Рыбак играл музыку своей жены на пламенеющем горне из латуни и кости, но она не просыпалась.
Будь это извращённая северная сказка, в конце концов именно так и произошло бы, и она любила бы его до конца дней. Но мы, жители страны пальм и корицы, более практичны. Варени, чья вода в большей или меньшей степени состоит из краски, привлекает странных рыб и очень странных существ, которые совсем не рыбы. И однажды ламия по имени Вахья, наблюдая за играющим Амилькаром, полюбила его. Он был достаточно хорош собой, а поскольку ламия – это морская змея с тремя синими грудями, головой и руками женщины, запах рыбы её не очень беспокоил.
Рано утром, перед тем как солнце расставило свои облачные приманки, Амилькар поймал большого карпа: больше всех, что ему попадались ранее. Этот карп заглотил много дорогой нити и теперь весь был в серебряных блёстках. Ему не понравилось, что его поймали – отчего ты смеёшься, моя дорогая? – и он, ворочаясь в сетях Амилькара с китовым крючком в губе, сказал пенным, булькающим голосом:
– Амилькар, что услаждает слух хлопающих моллюсков своим блестящим горном, чьё пламя разливается над водой, услышь меня! Если оставишь меня в живых, я расскажу тебе о великом сокровище, что прячется под твоим окном каждую ночь.
Амилькар решил, что это достойное предложение, и был достаточно мудр, чтобы понять: рыбы не разговаривают с кем попало. Он тотчас согласился.