Города Равнины / Содом и Гоморра.

Когда наелись, Трой разлил остатки кофе по чашкам, навинтил на термос крышку и положил его рядом с суповым термосом, обертками от сэндвичей и скатертью, в которую они все были завернуты, собираясь положить потом обратно в седельные сумки. Сидят пьют кофе. Лошади, стоявшие в воде, пили из реки и оглядывались. На носах — прилипшие мокрые листья.

— На то, что произошло, у Элтона свой взгляд, — сказал Трой. — Если бы Джонни не нарвался на ту девчонку, нарвался бы на что-нибудь еще. Он никогда никого не слушал. Элтон говорит, он тогда изменился. Да ни черта он не изменился. Он был четырьмя годами меня старше. Не так уж это и много. Но он бывал в местах, которых я не увижу никогда. И рад, что не увижу. О нем всегда говорили, что он упрямый, но он был не просто упрямый. Когда ему не было и пятнадцати, подрался с отцом. Кулаками дрались. Он просто заставил отца драться. Сказал ему прямо в лицо, что уважает его и все прочее, но не собирается делать того, что велит отец. В общем, что-то такое сказал, чего старик спустить ему не мог. Я плакал как ребенок. А он — нет. Падал, но каждый раз вставал. Нос разбит и так далее. Старик ему говорит, лежи. Криком кричит: хватит, лежи, тебе говорят. Надеюсь, никогда мне не придется увидеть ничего подобного. Думать об этом я сейчас могу, но все равно дурно делается. И ни один смертный человек не был бы в силах это прекратить.

— И чем кончилось?

— Старик в конце концов просто ушел. Он был побежден и понимал это. Джонни остался. Уже и на ногах-то еле-еле держится. А кричит, вызывает продолжить. Старик даже не обернулся. Ушел в дом, да и все тут.

Трой заглянул в свою чашку. Выплеснул гущу на палые листья.

— Дело не только в ней. Есть такой сорт мужчин, которые, если не могут получить то, чего хотят, берут не то, что чуть хуже, а самое худшее из возможного. Элтон полагает, Джонни был из таких; может, так оно и есть. Но я думаю, он просто любил ту девчонку. Мне кажется, он знал, что она собой представляет, но ему это было пофиг. Думаю, слеп он был только насчет собственной сущности. И потерял себя. Этот мир не по его мерке скроен. Он вырос из него прежде, чем научился ходить. Жениться! Хм… Он со шнурками на ботинках и то не мог справиться.

— Однако тебе он все же нравился.

Трой поглядел туда, где ниже по склону росли деревья.

— Н-да, — сказал он. — Не думаю, что слово «нравился» сюда подходит. Мне не хотелось бы об этом говорить. Я хотел быть как он. Но не мог. Хотя пытался.

— Наверное, он был любимчиком отца.

— О да. Но ничего худого в этом ни для кого не было. Просто все это знали. И принимали. Ч-черт. Тут просто не о чем было спорить. Ты готов?

— Готов.

Трой встал. Упер ладонь себе пониже поясницы и потянулся. Глянул на Билли.

— Я так любил его, — сказал он. — Да и Элтон тоже. Его нельзя было не любить. В этом-то все и дело.

Сложив тряпки, он сунул их себе под мышку вместе с термосами. Они даже не поинтересовались, что в термосе за суп. Он обернулся, бросил взгляд на Билли:

— Как тебе эти места нравятся?

— Очень нравятся.

— Мне тоже. Всегда нравились.

— Так что? Будешь сюда перебираться?

— Нет.

В Форт-Дэвис въехали в сумерках. Над старым плацем для парадов уже кружили козодои, небо над горами позади было кроваво-красным. Перед гостиницей «Лимпия»[5] их ждал Элтон с пикапом и прицепным фургоном для лошадей. На вымощенной гравием парковке расседлали коней, положили седла в кузов пикапа, почистили и обтерли коней и загрузили их в трейлер. Кончив дело, пошли в гостиницу, а там из вестибюля сразу в кофейню.

— И как тебе этот коняшка? — спросил Элтон.

— Да очень даже хорош, — сказал Билли. — Мы с ним нашли общий язык.

Сели, изучили меню.

— Ну, что вам глянется? — спросил Элтон.

Билли с Троем вышли часов в десять. Элтон стоял во дворе, сунув руки в задние карманы. Он все еще стоял в этой позе, видимый как силуэт на фоне лампочки над крыльцом, когда они, обогнув клумбу в конце подъездной дорожки, выруливали на шоссе.

Машину вел Билли. Покосился на Троя:

— Спать ты вообще не собираешься?

— Да ну. Какой там сон.

— Твердо решил?

— Ну, в общем, да.

— А ведь нам придется кое-куда съездить.

— Ну да. Я знаю.

— Ты меня даже не спросил, что я по этому поводу думаю.

— Так ведь… Если бы я спросил, ты бы не поехал, вот я и не спрашиваю. Зачем зря спрашивать?

Билли не ответил.

Помолчав, Трой сказал:

— Ч-черт, а ведь я понимал, что обратной дороги нету.

— Угу.

— Возвращаешься домой, а там все, что ты хотел бы изменить, остается по-прежнему, а все, что тебе хотелось оставить как было, изменилось.

— Я тебя понимаю.

— И особенно когда ты младший. Ты у родителей не был младшим?

— Нет. Я был старшим.

— Не пожелал бы я тебе быть младшим. Прямо сразу говорю. Никакой в этом выгоды нет.

Едут дальше, вокруг горы. Примерно через милю после пересечения с шоссе номер 166 встретили съехавший на траву грузовик, везший полный кузов мексиканцев. Они чуть не выскакивали на дорогу, размахивая шляпами. Билли притормозил.

— Да ну их к черту, — сказал Трой.