Города в полете

— Я хочу, чтобы вы все поняли, раз и навсегда, — рычал Хорсфилд. Этот проект в конце концов окажется под военным контролем, если только мы не предъявим результатов прежде, чем придет время просить новые ассигнования. Здесь по–прежнему происходит много такого, что Пентагон расценивает как работу с ничтожной эффективностью и высоколобое теоретизирование. И если именно об этом Пентагон доложит в Конгрессе, вы знаете что предпримет Казначейство… Или что за него сделает Конгресс. Нам придется урезать расходы, Ганн. Понимаете? Урезать до минимума!

— Генерал, мы и так уже на самом минимуме, каком только можно существовать, — ответил Гарольд Ганн, достаточно миролюбиво, но и с определенной твердостью. — Мы ни грамма этого антибиотика не запустим в производство, пока не будем всесторонне им удовлетворены. Иной другой путь — просто самоубийство.

— Вы знаете, что я на вашей стороне, — произнес Хорсфилд, став как–то менее грозным. — И генерал Олзос тоже. Но ведь мы ведем войну, без оглядки на то, понимает это общественность или нет. Что же касается такого весьма чувствительного предмета, как смертельные дозы, мы не можем позволить…

Ганн, который с запозданием, но заметил Пейджа по завершении своей собственной тирады, еще с того момента пытался подавать сигналы Хорсфилду движением своих бровей, и неожиданно до генерала дошло. Он резко обернулся и уставился на Пейджа. Несмотря на неожиданно воцарившуюся мертвую тишину, совершенно очевидно, что Ганн пытался сохранить в своем отношении к полковнику некоторые осколки профессиональной вежливости и учтивости, которую сам Пейдж посчитал незаслуженной. Особенно, если принять во внимание, то направление, которое принял его разговор с девушкой.

Что же касается Хорсфилда, то он одним взглядом отнес Пейджа к категории «маловажных личностей». У полковника не имелось никакого намерения оставаться в этой категории даже секундой более времени, требующегося на то, чтобы выбраться отсюда. Естественно, что назвать свое имя было бы смертельно опасно. И, пробормотав девушке «…тогда в восемь», Пейдж бесславно бочком выскользнул из приемной «Пфицнера» и убрался восвояси.

Несколько позже, в тот же день, бреясь перед зеркалом, полковнику подумалось — собственно почему он подвергал себя из ряда вон выходящей серии маленьких унижений. Зачем пытался подобраться поближе к тому, что никак не являлось его делом. Хуже того, совершенно очевидно, эта тема проходит под грифом «совершенно секретно», что делает ее потенциально смертоносной даже для тех, кому о ней следует знать. Не говоря уже о тех, кому положено знать по званию. Иметь сведения о чем–то в Век Обороны означает, быть подозреваемым, как на Западе, так и в СССР [Советский Союз, конечно, стал всего лишь историческим названием, однако возрождение тоталитарной империи на просторах Евразии вполне реально].

Два огромных конгломерата наций становились все больше и больше похожими друг на друга последние пятьдесят лет в своем отношении к «безопасности». Он сделал ошибку, упомянув о Мосте на Юпитере. Несмотря на тот факт, что о существовании Моста знали все.

Но каждый, говоривший о нем с такой фамильярностью, мог быстро заполучить ярлык человека, в опасной степени болтливого.

Особенно, если говоривший, как Пейдж, действительно провел некоторое время в юпитерианской системе. Причем не имело значения, обладал ли он доступом к информации о Мосте или нет.

И тем более, если говоривший, подобно Пейджу, в действительности общался с группой работников Моста. Работал с ними над некоторыми проектами. О ком известно, что он беседовал с Чэрити Диллоном, распорядителем работ на Мосту. И еще в большей степени ставило его под удар то, что он имел воинское звание. Ведь это давало ему возможность продать секретные документы какому–нибудь конгрессмену. Подобные вещи являлись традиционными путями устраивания военной карьеры в обход нормальных правил повышения по службе.

И наконец, если замечали, что этот человек вьется вокруг новейшего секретного проекта, к которому он сам не имеет ни малейшего отношения.

Так почему же он так рисковал? Он ведь не понимал сути проблемы. Не был биологом. Для всех внешних наблюдателей, проект «Пфицнера» представлял еще одну из многих разработок в сфере антибиотиков. И при этом весьма обычную. Так почему же столь опытный космонавт, как Пейдж, вдруг обнаружил, что он, словно мотылек, витает в опасной близости от свечи?

Он стер с лица бумажным полотенцем бреющий крем и увидел, как из вогнутого зеркала на него смотрят глаза, увеличенные словно у совы. И все же изображение было его собственным, несмотря на искажение. Но оно не дало ему никакого ответа.

2. ЮПИТЕР–5

…именно погружение в запретные миры пробуждает в

сердцах первозданную дерзость. В истории имеется несколько

подобных эпизодов. Мы вошли в новый культурный коридор.

Прежде, до нас, здесь ничего не было. В нем — мы ужасающе

уникальны. Мы смотрим друг на друга и говорим: «Этого

никогда больше не повторить».

Лорин С.Айсли