— Я капитан этого корабля! — вспыхнув, ответил Арпи. — И мы не сдвинемся с места до тех пор, пока я не получу удовлетворительного объяснения ваших требований. Понятно? Таков мой приказ, и на этом закончим.
Несколько мгновений два человека, застыв, как истуканы, свирепо смотрели друг на друга.
Хаммерсмит закрыл глаза. Казалось, он слишком устал, чтобы переживать.
— Вы теряете время, — сказал он. — Очевидно, быстрее было бы проверить спектр.
— Простите, капитан, — возбуждённо сказал Стаффер. — Я только что сделал это. И, думаю, что та звезда — Солнце. Она удалена от нас на восемьсот световых лет…
—
— Да, сэр, по меньшей мере. Половина линий спектра отсутствует, но те, которые достаточно определены, совпадают со спектральными линиями Солнца. Я не уверен в отношении той звезды, которую Хаммерсмит считает Альфа Центавра, но, по крайней мере, это её спектроскопический двойник, расположенный примерно на пятьдесят световых лет ближе.
— Мой Бог, — пробормотал Арпи. — Восемьсот.
Хаммерсмит снова открыл глаза.
— Разве это существенно? — хрипло спросил он. — Ради всего святого, давайте начнём. Пока мы здесь пререкаемся, она умирает!
— Прыжка не будет без разумного обоснования, — твёрдо сказал Арпи. Острейчер искоса посмотрел на него. В это мгновение Арпи почувствовал, что его положение пошатнулось, но не был намерен сдаваться.
— Очень хорошо, — мягко произнес Хаммерсмит. — Дело обстоит так. Солнце — переменная звезда. За небольшим исключением, величина импульсов не превышает общего среднего излучения — солнечной постоянной — более, чем на два процента. Период обращения составляет 273 месяца. Внутри него есть, по меньшей мере, шестьдесят три второстепенных круга. Один состоит из 212 дней. Другой длится только чуть более шести с половиной — я забыл точное число, но период составляет 1/1250 основного цикла, если вы хотите выразить это на Бесси.
— Я догадывался об этом, — сказал Арпи. — Но что это нам дает? У нас нет специальных таблиц…
— Эти циклы обладают интересными свойствами, — пояснил Хаммерсмит. — Например, шестидневный цикл сильно влияет на земную погоду. А 212-дневный цикл один к одному отражается
— Ого, — сказал Острейчер. — Теперь я понимаю. Это… капитан, это значит, что мы
— Да, — ответил Хаммерсмит. — Так обстоят дела. Лучше брать средний результат всех пульсов, которые можно измерить, так как один человек может быть слишком взволнован, чтобы получилось точное число. Я и сам очень волнуюсь. Интересно, запатентован ли этот способ? Нет, думаю, это закон природы; кроме того, слишком легко нарушаемый, почти как патент на бритье… Но он справедлив, мистер Острейчер. Вы можете уйти куда угодно, но Солнце останется в вашей крови. Фактически, вы всегда находитесь дома.
Он поднял голову и посмотрел на Арпи воспаленными глазами и тихо, почти шепотом произнес:
— Пожалуйста, ну теперь-то мы можем отправиться? И, капитан, если эта задержка убила Хелен, вы мне за это ответите, даже если мне придется гоняться за вами до самой маленькой, самой отдаленной звезды, которую когда-либо создал Бог.
Арпи сглотнул.
— Мистер Стаффер, — сказал он. — Приготовьтесь к прыжку.
— Куда, сэр? — спросил второй офицер. — Обратно домой или к цели?
И тут возникло затруднение. После следующего прыжка «Улетающий-2» больше не сможет находиться в космосе. Если они применят его, добираясь до Центавра, они окажутся будто на необитаемом острове; они используют свою поездку туда и обратно за один раз. Кроме того…
— Мы заключили контракт с пассажирами лететь к Центавру, — сказал Арпи, усаживаясь перед компьютером. — Туда мы и полетим.
— Очень хорошо, сэр, — ответил Острейчер. Это были лучшие из слов, которые Арпи когда-либо слышал в своей жизни.
Прелестная негритянка, не утратившая своих чар даже во время пребывания у порога смерти, была первой, кто сошел с корабля на большой перевозочный паром. Хаммерсмит с искаженным болью лицом шел с ней рядом.
Затем началась напряжённая работа по эвакуации всех остальных. Все: и пассажиры, и личный состав — теперь были в масках. После прыжка сквозь сильное космическое излучение, которое, как отметил Арпи, состояло из голых ядер, в любом случае летящих к Центавру, «Улетающий-2» терял воздух, словно был сделан из чего-то типа хирургической марли. С кораблем было покончено.
Острейчер повернулся к Арпи и протянул руку.
— Великое достижение, сэр, — сказал первый офицер. — Я рад, что был с вами.