Революция происходила и в культуре, процветавшей благодаря новым идеям, заносившимся в этот порт вместе с огромным количеством свободных денег, которые надо было на что-то тратить. Богачи Амстердама буквально помешались на живописи; даже крестьяне вкладывали деньги в произведения искусства. Особой популярностью пользовались натюрморты, портреты и жанровая живопись — тем более если они были выполнены такими мастерами, как Рембрандт ван Рейн и Франс Хальс; а Ян Вермеер, живший в близлежащем Делфте, казалось, умел превратить даже самую будничную сценку в шедевр.
Спрос на искусство отразился и в потоке печатной продукции, сопровождавшем поворотный момент в издательском деле и литературе. Здесь обмен и «торговля» идеями происходили в атмосфере свободы, позволившей Джону Локку создать свои работы о терпимости, основах государства и сути знания, здесь же Рене Декарт, изгнанный из Франции, написал свое «Рассуждение о методе», а Бенедикт Спиноза поразил мир «Богословскополитическим трактатом», который, несмотря на крайне неблагожелательный прием, не был запрещен. Здесь, на мощенных булыжником улицах, протянувшихся вдоль каналов, зарождалась первая информационная революция.
Эти энергию и новаторство, что витали в воздухе над каналами и площадями Амстердама XVII столетия, можно сегодня ощутить на Силикон-Раундэбаут. Мегаполис обладает уникальной способностью рождать новые идеи, совершенствовать и адаптировать существующие, перекрестно опылять удачные мысли. Веками город был идеальным местом для открытий и изобретений. Но у Силикон-Раундэбаут есть одно достойное упоминания отличие.
Бродя по Амстердаму 350 лет назад, мы бы непременно заметили, что большинство деловых операций в городе касалось обмена зримыми предметами. Из складов доносился запах пряностей, носильщики на тележках везли товары из купеческих домов в лавки, из фургонов выгружались тюки тканей; в Шордитче же почти все трансакции невидимы глазу. Фабрики переоборудовали, и на месте станков мерцают ряды компьютеров Apple. Конвейер уступил место управлению проектами методом критического пути; изобретения теперь происходят не в мастерской, а в облачных сервисах; инженеры вместо балок и шестеренок оперируют языком XML, программами Adobe Flash и Mathematica.
В индустриальную эпоху мы делали вещи и ими торговали; в информационную — создаем и продаем идеи. Как отмечает автор термина «креативная экономика» Джон Хоукинс, «творчество и экономика — понятия отнюдь не новые, новизна заключается в характере и масштабах взаимосвязей между творчеством и экономикой»7
. В 2001 году, по оценкам Хоукинса, товарооборот «креативного бизнеса» в мировом масштабе составлял 2,2 триллиона долларов, а рос он на 5% в год. Он почти не ошибся: из всех сфер мировой экономики этот сектор меньше всего пострадал от кризиса — в 2008 году его оборот достиг 592 миллиардов долларов — вдвое больше, чем в 2002 году, а среднегодовой рост составил 14%. Экономика знаний заставляет пересмотреть то, как мы работаем и что делаем; и это дает нам возможность заново осмыслить город.По мнению Ричарда Флориды, рост «креативного класса» оказывает глубокое воздействие на успешное развитие городов. Пользуясь самым широким из возможных определений экономики знаний — «наука и техника, искусство и дизайн, индустрия развлечений и медиа, юриспруденция, финансы, менеджмент, здравоохранение и образование», — он показывает, что со времен упадка промышленности на Западе этот класс работников увеличивается бешеными темпами: в 1900 году он составлял 5% от общего числа занятых, в 1950-м — 10, в 1980-м — 15, а в 2005-м — более 30%. Почти все эти рабочие места находятся в городах, но распределяются между ними неравномерно8
.Примером «Амстердама XXI века» вполне может служить Бангалор. До недавних пор Меккой программистов, компьютерщиков и предпринимателей в сфере высоких технологий была Калифорния — Кремниевая долина. Люди со всего мира стекались туда, чтобы приобщиться к заряженной энергией атмосфере долины Санта-Клары: по данным 2010 года, 60% работающих там ученых и техников родились за пределами Соединенных Штатов. Среди самых успешных этнических групп в Кремниевой долине — выходцы с Индийского субконтинента, составляющие около 28% от общей численности занятых там работников. В 1980-1999 годах 15,5% вновь создаваемых предприятий в Кремниевой долине принадлежали предпринимателям, перебравшимся в район Залива Сан-Франциско из Индии; в совокупности эти фирмы создали 58 тысяч рабочих мест и приносили годовой доход 17 миллиардов долларов. Сейчас, однако, многие в Долине встревожены тем, что приток трудолюбивых, образованных и изобретательных программистов из Индии начал иссякать. Теперь, судя по всему, чтобы сколотить состояние, им уже не надо проделывать путь до Сан-Франциско. Индия создала собственную Кремниевую долину.