Городок Нонстед

Дом Анны Крэйг выглядел также мрачно и понуро, как и соседние. Потоки дождевой воды катились по покрашенным белой краской деревянным стенам. Дождь бил вьющиеся по шесту розы, без жалости стучался в окна. Даже пластиковый гном в саду казался грустным и угнетенным.

Едва Натан добежал до калитки, дверь открылась, в проеме появилась Анна и выкинула кипу бумаги. Некоторые бумажки пристали к мокрым ступеням, другие пробовали взлететь во влажном воздухе и опускались в саду, на траву, ветки самшита, колючки роз, одна приклеилась к щеке гнома.

— Анна! — закричал Натан. Его крик пробился сквозь шум ливня. Анна остановилась.

— Чего?

Натан стоял как вкопанный.

— Я… Э-ээ-э… Хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

Она покачала головой, как бы просыпаясь от глубокого сна.

— Все ли у меня в порядке? — повторила она. — Да, наверное, да. Входи, о Боже. Входи. Не мокни там.

Он вошел. Анна закрыла дверь.

— Извини, я… — Она не окончила и только махнула рукой в сторону нескольких ящиков, стоявших в коридоре. Один из них был приоткрыт, из него торчал рукав мужской пижамы.

— Понимаю. — Кивнул головой Натан. — Не думаешь, что полиция захочет осмотреть его вещи?

— Придется им тогда их собрать, — сказала она сквозь зубы. — У меня нет желания жить в доме, в котором есть напоминание о… о…

Она отвела взгляд и несколько раз сглотнула слюну.

— Хочешь кофе? — Не ожидая ответа, она прошла в кухню. Натан пошел следом за хозяйкой. Он с благодарностью принял протянутое полотенце.

При свете дня кухня показалась более приятной, хотя за окном и хлестал дождь, а по конам текли струи. Натан отметил стильные занавески ручной работы, старую кофемолку на деревянной подставке, горшки с луком-резанцом, базиликом и какими-то травами, названий которых он не знал, и несколько толстых свечей на столе. Не колеблясь, писатель подошел и зажег некоторые из них. По кухне разнесся запах лаванды.

Анна, наливающая воду в стильный жестяной чайничек, улыбнулась.

— Где малышка? — спросил Натан.

— Спит. Я ее не будила — зачем? У меня есть время, чтобы… чтобы очистить дом. Дай мне зажигалку.

Ее рука подрагивала, но газ зажегся, в чайнике весело зашумела вода, и вскоре кофе был разлит в чашки. К аромату лаванды прибавился успокаивающий запах кофе.

Первый глоток, хотя кофе был чудовищно горячим, стал для Натана благословением.

— Тебе не кажется сейчас все каким-то… нереальным? — спросил он, всматриваясь в залитое дождем окно.

— Да. Да. Это все нереально. Первый мужчина, которого отважилась полюбить за столько лет, планировал покуситься на самое ценное для меня. Да, это нереально. Не могу поверить, что ничего не заметила. Не могу поверить, что интуиция меня так подвела. Знаешь, почему я его полюбила? — В ее взгляде как две бури сражались отчаяние и ярость.

Натан покачал головой. Ему не хотелось отвечать.

— Не потому, что всегда умел меня развлечь. Не потому, что прекрасно готовил и умел отремонтировать разные вещи. Это все не имело большого значения. Я его любила за то, что он так прекрасно ладил с Ванессой. — Ее голос увяз в горле. — Он мог… мог часами читать ей сказки, водить ее на мороженное, научил ездить на велосипеде, даже раз ходил с ней к зубному врачу. Отец Ванессы, Тимми, покинул нас быстро.

Взгляд Натана переместился на фотографию на стене, хотя она и не была видна с того места, где он сейчас сидел. Анна перехватила его взгляд и махнула рукой.

— Не знаю, почему никогда его не снимаю. Может для того, чтобы каждый день мне напоминал — нужно более рассудительно инвестировать чувства. Должна была понять, что Тим, изображающий мачо, всего лишь обычный умничающий ребенок, слюнтяй в мундире. Его раздражало, что дочку надо пеленать и кормить, что она плачет по ночам, что беспокойно себя ведет, когда режутся зубы. Ему мешало, что не может громко включить музыку в автомобиле. Спаковал манатки и ушел. Я тогда поклялась, что не буду связываться с мужчинами. Но потом появился Тревор.

Она подула на горячий кофе и медленно сделала первый глоток.

— Я держала его на дистанции около года, а размякла потому, что уделял столько внимания Ванессе. Я вынуждена была признать, что совершила ошибку, что мне нужен мужчина. Нам обеим нужен. Ну и началось. Началось одним весенним вечером, когда цветет сирень, и одинокие люди начинают ненавидеть свое одиночество.

— Полюбила его. Иногда он тут спал. Часто с нами ел. Читал, купался, работал. Играл с моей дочкой. Думали о том, чтобы он сюда переехал. Забавно.

— Что в этом забавного? — хрипло спросил Натан.

— Это, наверное, единственный дом в Америке, в котором жили два чудовища, — рассмеялась она. — Боже, этот сукин сын все время это планировал… Он только хотел выбрать момент и остаться один на один с моей дочкой… Гнусная гнида! Извращенец! Какой же я была дуррой…

Она зарылась лицом в ладони.

— И это мне кажется нереальным, — с сомнением сказал Натан. — Демон сообщает твоей дочке, что на нее охотится извращенец, обещает, что будет ее опекать, а потом убивает преступника, высосав из него жизнь. Начинаю верить, что все мы стали жертвами массовой галлюцинации…