Городомля: Немецкие исследователи ракет в России

Молодой человек быстро отключается от печальных мыслей о неизбежном, так и я, пишущий, хочу вернуться к нормальной жизни. Среди старых бумаг я нашел письмо к своей жене. Двенадцать страниц небольшого формата, датированные ноябрем 1951 г. Это письмо было написано мною карандашом на больничной койке после операции.

Я еще очень хорошо помню всю предысторию. Зима пришла в этом году довольно поздно. Все летние игры, теннисные сражения и купанье уже закончились. Ветер давно сорвал листья с деревьев, все летнее великолепие поблекло. Семьи друзей приглашали друг друга по вечерам. Я вижу наших гостей, супругов Бранке, Конрада, Фризера, Клозе, в хорошо натопленной комнате, читающими из книги В.Е. Зюскинда, этого первоклассного стилиста, автора чудесной грамматики для взрослых: «От ABC до искусства речи». Зюскинд принадлежал к кругу Томаса Манна. Я думаю, что в романе «Доктор Фаустус» в качестве одного из действующих лиц, а именно литератора — оруженосца, Томасом Манном выведен его приятель. Я прочитал несколько отрывков из книги Зюскинда. Затем была оживленная дискуссия. Мы нашли забавным, как восхитительно автор описал роли предлогов, приставок и заимствованных слов, как он предостерегал от стилистических промахов, как он рядом ярких примеров проиллюстрировал так называемые превратные представления.

Этой ночью я плохо спал. Мучали сильные боли в области живота. Утром довольно усталый я пошел на работу: я хотел забыть про боли. Иногда казалось, что они проходят, но потом они возобновлялись и с каждым разом все чаще. Поликлиника располагалась примерно в ста метрах от здания института. Пожилая седая врач Киссилова, терапевт, жена тогдашнего главного инженера Киссилова, прощупала мой живот, заставила подтянуть колени. Она диагностировала воспаление аппендикса и решила, что в этот же день я должен быть отправлен в больницу в Осташков. Несколько дней назад температура воздуха понизилась. По берегам большого озера уже образовалась корка льда. В последующие дни озеро должно было замерзнуть. В межсезонье суда не ходили, и пока лед не станет настолько толстым, чтобы можно было проехать на грузовике, пройдет еще две недели, а может быть и больше. «Если воспаление пойдет дальше, без операции не обойтись,» — сказала Киссилова, и при заполнении направления добавила: «Я не хирург и не могу Вам помочь. Сегодня вечером в Осташков отправляется последний пароход, и Вы на нем поедете».

В среду, на третий день после операции, я сидел на кровати с согнутыми коленями и писал: «Дорогая Гертруд, сегодня во мне проснулась робкая надежда увидеть тебя как посетительницу в этом помещении для выздоравливающих. Но, вероятно, разрешения на поездку дано не было. Тогда разочарования мучительного ожидания, объединенные с потребностью поделиться с тобой моими переживаниями, должны разрядиться письмом (глагол выбран неправильно, предположение соответствует примерам Зюскинда «превратные представления», но, вероятно, ты примешь во внимание мои смягчающие обстоятельства и оценишь мои «Полупревратные представления»).

Я попытаюсь описать тебе мои щедро приправленные предлогами и приставками приключения, которые я испытал после отъезда от северной «пристани» (заимствованное слово) в лунную звенящую от мороза ночь. Мои приключения переживал я чаще всего лежа на спине, один раз даже голый и связанный по рукам и ногам. Однако, моя молодая читательница, я не буду возбуждать твое нетерпение (или лучше я напишу: испытывать твое терпение) и хочу начать свой рассказ:

Поездка на пароходе через большое озеро проходила гладко. Абсолютно никому не мешало, что в днище парохода было небольшое отверстие (на языке специалистов — пробоина). Для таких редких случаев насос подготовлен не был. Это тоже не мешало. Команда составила цепочку ведер (прими это так же, как пример превратного представления). Матросы черпали воду и наполняли ведра с большой выдержкой. Примерно через двадцать минут их терпеливого труда вся вода была вычерпана, так что даже в оставшиеся сорок минут переправы, когда воду уже не вычерпывали, по этому вновь открытому способу, она не поднималась и не убывала.

В Осташкове все уже было трогательно приготовлено. Едва я сделал самостоятельно первые небольшие шаги, появился наш хороший знакомый с острова — Коля, который поддерживал меня и нес мой чемодан. Не говори, юная читательница, что я рассказываю чересчур подробно. Пишущий эти строки в последние годы путешествовал так редко, что теперь мне интересна всякая незначительная деталь.