Вообще об охоте Джуанина постарались забыть — складывалось впечатление, что она торжественно началась и не закончилась. Цивилизованный мир признает и приветствует только победоносные охоты. Средства массовой информации скороговоркой сообщили о случайных жертвах вследствие неосторожного обращения с оружием и ядохимикатами — и заглохли. Как-то неловко и досадно было говорить о том, что дикие, плохо вооруженные звери с треском разгромили прекрасно экипированный охотничий отряд. Зато во множестве появились статьи о болезнях, распространяемых животными, и о необходимости ограничить миграцию из Леса. Это было тем более актуально, что в Лесу — нежданно-негаданно, как-то сами собой — случились вспышки сапа и чумки, на возможность которых пресса неоднократно намекала, а затем невесть откуда объявилась африканская мышиная лихорадка — должно быть, ветром занесло. Благо Бобр с коллегами был начеку, а природоохранительный союз помог медикаментами, включая средства вакцинации.
Сеятелей морового поветрия изловить не удалось, а то бы торчать им ногами из осиного гнезда…
Могил на лесном кладбище прибавилось, и траур долго был привычным цветом в Лесу. Потом горе минуло, но не забылось. Память о павших была и скорбью, и вдохновением, ведь живым предстояло очищать и заново засаживать пожарища и думать о том, как бы не оказаться в будущем застигнутым охотой врасплох.
Боевое братство крепко спаяло местных и пришлых — прижилась в Лесу Пума (ее приняли в свой дом Рыси), Бродячие Псы подружились с Волками, а Пудель утешил одну из Бродяжек, чей парень погиб в Урочище. Звали остаться в Лесу и Вука, но у того была за морем молодая жена и волчата — правда, он твердо обещал наведаться сюда при удобном случае, а с двоюродным братом прислать оружия и патронов. Герр Татцельвурм вернулся в Альпы — воздух долин был для него тяжеловат, — заверив Оленя, что помощь свободному Лесу станет отныне долгом альпийцев.
Лесное население пополнили не только союзники — некоторые из охотничьих коней и псов, которых звери отпустили на свободу, не захотели возвращаться в конюшни и псарни, сбросили узду и ошейники и взамен сытой неволи выбрали трудную волю. Как после этого было не взять их в Лес?
Организационные таланты Оленя все воспринимали как нечто само собой разумеющееся, а вот Волчок за свои подвиги был удостоен всеобщего восхищения и едва не умер от гордости и желания придать своему ломающемуся голосу оттенок взрослой хрипотцы; специально для ушей Эвы он раза три заметил невзначай, что Волки рано мужают. Альдо, вернувшийся в Лес сразу после событий, с грустью отметил, какие знаки внимания оказывает волчонок его девчонке и как та их принимает, но поделать ничего не мог и надеялся на то, что городские удобства отучат Эву от гостевания в Лесу. Оно, может, так бы и случилось, но Волчок сам повадился шастать в город, чтобы не прерывать знакомства, а Псы-побратимы научили его городским уловкам и рассказали о безопасных тропах в городе, где нет риска нарваться на собак.
Возраст влюбленности и широкое сердце позволяли Волчку одинаково сильно любить и Эву, и Оленя, а для полноты счастья он по уши втрескался в Гиену — когда тот приметил в пареньке задатки бойца и взялся учить его всему, что умел сам.
Да, Гиена застрял в Лесу. В Урочище он был ранен в бедро и лечился у Бобра — не хотел ложиться в людскую больницу, чтобы не пришлось объяснять что да как, да тут еще Росомаха — просто из альтруизма — вызвалась зализывать его рану, чередуя лечение с пространными рассказами об изначальном родстве людей и зверей, а когда она на пальцах и губах доказала, что в его жилах течет кровь предка-тотема, Гиена совсем размяк, и вышло так, что однажды в Кругу Зверей объявили себя супругами и Олень с Ланью, и Гиена с Росомахой, и шведский Вольф со здешней серой красоткой Вульфи.
— Учти, я бродяга, — предупредила Росомаха после прилюдного поцелуя.
— Да я сам такой, — ответил Гиена.
Росомаха очень хотела затащить в Круг и Рыся с Рысей, но эти влюбленные все еще собачились по-кошачьи и на пиру выступали как сотрапезники и собутыльники, не более того. Разумеется, тут были и Волчок, и Эва; Альдо отговорился тем, что готовится к экзаменам, хотя его усердно зазывали.
Здесь было бы уместно написать КОНЕЦ, но мне больше по душе другая надпись — ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ. Я не люблю, когда сказка кончается.
Генри Лайон Олди
Восстань, Лазарь