Городская фэнтези 2008

Обстановка вовсе не подобала званию кавалера. Мебель, обитая дешёвым полосатым тиком или протёртым до залысин плисом, мутное зеркало в дверце платяного шкафа, грошовые бумажные обои с простейшим рисунком, мещанская кровать из грубых железных труб… никто не назвал бы квартиру шикарной, но наблюдательный гость мог отметить, что в ней обитает человек с великосветскими претензиями. На жардиньерке вместо комнатных растений были расставлены в стиле натюрморта вещицы севрского и старого веджвудского фарфора, терракотовые фигурки, трубки, мельхиоровые спичечницы, пачки папиросных гильз и табака высших сортов. На полочках и крышках стола-бюро, под зеркалом столика-туалета тоже пестрели выставки изящных мелочей — пудреницы на ножках, настольные флаконы из малахита, мрамора и декорированного золотом стекла, даже чьи-то шляпные булавки. Просторный плед с бахромой повис на буковом венском стуле. Орнамент обоев разрывался акварелями и офортами в багетных рамках — ближе всех к Рагнхильд оказалась карикатура, где кайзер Вильгельм в образе Ганса-Колбасы, с хищной ухмылкой схватив за подол испуганную и возмущённую Францию, заносил над нею саблю. Интерьер довершали кофемолка с кофеваркой, спиртовка, ковш для пунша, шеренга пустых (и не пустых) бутылок и полки с множеством книг, а воздух жилища был напоён смешанными запахами впитавшегося в мебель табачного дыма, коньяка и благовонного стиракса.

Увидев, что гостья стала озираться, Гертье поспешно подошёл к бюро и, держась как можно естественней, убрал в ящичек фотографический портрет Атталины и начатое позавчера письмо к невесте.

— Позволите вам услужить?..

— Да. Вы весьма любезны, — губы Рагнхильд порозовели, и она заговорила не дрожащим, а обычным голосом. Правда, тон остался чрезвычайно сдержанным. Она под крышей, она в доме — да, но кто этот человек? кто его приятель? чего от них ждать, можно ли им доверять и насколько?..

Честной, а тем паче благородной девушке более чем предосудительно быть наедине с незнакомым мужчиной — в особенности ночью, в его доме, без ведома старших. И обычай, и суд на сей счёт одинаково строги — такой поступок называется распутством, а юристами квалифицируется как безнравственное поведение и является законным поводом к расторжению помолвки, изгнанию из дома и лишению наследства. Быть застигнутой в подобном двусмысленном положении — позор и ужасный скандал, даже если между девицей и мужчиной ничего не произошло. Но что было делать? Ей не оставалось ничего другого, как положиться на слово кавалера.

Она позволила Гертье снять с неё Ольстер, но старалась ни на минуту не выпускать из рук ридикюль.

— Я не стану расспрашивать, почему вы оказались одна и в таком бедственном положении. Вы поступите разумно и ничуть не обидите меня, если не назовётесь, — Гертье решил сразу обозначить свою позицию, чтоб незнакомка не тяготилась и не чувствовала себя неловко и тем более — чем-то обязанной ему. Конечно, его мучило любопытство, но для того и существует вежливость, чтобы разумные люди могли сами выбрать тот предел откровенности, который им кажется приемлемым. — Не могу предложить много удобств, но то, что у меня есть, — в полном вашем распоряжении. Нагретое вино, сыр, хлеб и грильяж — пожалуйста. Кофе, к моему глубокому сожалению, нет. Будете кушать?

Незнакомка! незнакомка в доме! Боже, как это горячит и волнует! Гертье не упускал ни одного мгновения, которое позволило бы незаметно задержать взгляд на ней — она ещё скованна, смотрит сердито, но к лицу возвращаются краски, алеют щёки; ещё недавно ледяные от замёрзших слёз, пленяют своей живостью глаза — чарующие очи тёмно-медового цвета. Поизящней застелив гнутый стул пледом, Гертье усадил гостью. Сняв честерфильд и оставшись в элегантной полосчатой тройке, он принялся расхаживать по комнате, не прекращая разговора:

— Я учусь в Кавалькоре. Скоро у нас рождественская вакация — собираюсь ехать домой. Зимняя охота — не доводилось выезжать на зимнюю охоту? — Подпалив спиртовку, он налил в ковш вина. — Грог или пунш согревают куда лучше, но вам столь крепкий напиток будет вреден. А ещё мы делаем жжёнку и пьём её горящую, да! — Загрузив печку углём и капнув пиронафта из бутылки, он разжёг огонь и закрыл дверцу печурки.

— Не люблю охоту, — тихо молвила Рагнхильд, глядя на ламповый огонь. — Она принесла мне большое горе.

— Кто-нибудь погиб? — спросил Гертье с печалью в голосе, но радуясь в душе, что гостья наконец отозвалась.

— Мой брат.

— Ужасно. На охоте бывают трагические случаи…

— Это не было случайностью, — проговорила Рагнхильд почти неслышно. Она не мигая смотрела в пламя.

— Я вам искренне сочувствую, сьорэнн…

— Рагна. Меня зовут Рагна.

— Рагенхильда? Чудесное имя! А знаете, на Свейне, где стоит Кавалькор, есть церковь Святой Рагенхильды — она небесная покровительница кавалеров корпуса…

— У нас говорят — Рагнхильд, — безразлично поправила девушка, а потом с нежностью прошептала, повернув ладони к лампе, совсем близко, отчего в комнате возникла тень, широкая, как занавес в театре: — Zhar…