Городская магия

— Я чем смогу — помогу, мне Анатолий Дмитриевич говорил о ваших проблемах, ну давайте какие там у вас сохранились бумажки? Просмотрим, может быть действительно что-то можно на уровне Минздрава сделать, — Игорь Николаевич подивился собственной находчивости, и заподозрил, что сам Врвольф — Головатин сейчас сообразуясь с рекомендациями «Городской магии» шаманит, что бы ему помочь…

— Сейчас, у меня все тут хранится… — Инга отерла слезы стерильным медицинским бинтом и направилась к огромному старому облупившемуся сейфу, вытащила из него две паки, и коробку с магнитофонными кассетами.

— Вот, история болезни Головатина, запросы на этого подонка от Герейры и кассеты с бредом… — мы ведь не просто развлекаемся тут, а ведем систематическую научную работу! Кассеты вы можете взять с собой — их, как говорится, к делу не пришьешь, а историю просмотрите в моем присутствии и верните.

Игорь Николаевич углубился в папки, а главврач стала умывать заплаканное лицо над расположенной тут же, в кабинете, раковиной. Прокопени казалось, что за последние несколько дней он уже отвык удивляться. Но сейчас поводов для удивления было множество. Да, у многострадального гражданина Головатина, были более чем веские основания обращаться к адвокатам и международным гуманитарным миссиям…

Если печально известный доктор Менге оправдывал свои бесчинства тем, что действовал ради будущего блага человечества, то местечковые психиатры не пытались создать идеологической или хотя бы научной подоплеки, и попросту использовали своего экстраординарного пациента как своеобразный домашний оракул. То есть накачивали лошадиной дозой отборных психотропов и задавали актуальные бытовые вопросы, вроде того поправится ли двоюродная тетка или стоит ли выходить замуж за Павлика — интерна из травматологии… Конечно, интеллектуальный внутренний голос впавшего в транс Вервольфа — Головатина повествовал не столько об этих житейских мелочах, но и о предметах более высоких — причем как на русском, так и на немецком, и французском языках, потому его откровения и записывали на кассеты — то бы потом отличить полезные в хозяйстве зерна от эзотерических плевел при повторных прослушиваниях. Поскольку у пациента Головатина имелась масса патологий, которые можно описать общим термином разможжение паренхиматозных органов (проще говоря многочисленные посттравматические повреждения почек, печени и поджелудочной железы), имелись множественные посттравматические гематомы, а многие факторы указывали даже на разрыв селезенки. Но специальной терапии по этим показаниям Головатин не разу не получал. Больше того — крупная гематома правой почки вообще требовала ургентного оперативного вмешательства. Но оперировать Сергеича тоже отчего-то не торопились.

Заметив тень неодобрения, промелькнувшую на лице увлеченного чтением Прокопени, Инга Юрьевна снова улыбнулась, на этот раз примирительно, и сказала:

— Мальчик все рано бы умер…

— Ну, все там будем, рано или поздно, — по-медицински цинично вздохнул Игорь Николаевич, просматривая очередные справки с результатами анализов крови и спинномозговой жидкости, — И как давно он умер — это ваш уникальный мальчик? — поверить в то, что человек, имеющие такой комплекс заболеваний, до сих пор пребывает на этой грешной Земле, врач — которым когда-то был Прокопеня просто отказывался.

— А он не умер, мы его выписали, а он не умер… — тихо сказала Инга.

— А что же с ним приключилось — он что вознеся к своим небесным гуру, или растаял в утреннем тумане как ежик из мультфильма? — едко осведомился Игорь Николаевич.

— Да нет же… Он впал в состояние, похожее на кому, мы его передали в реанимацию, и потом он выздоровел, вроде бы…

— Вроде бы выздоровел???? — праведному возмущению Прокопени не было предела — я же врач, а не Кашпировский из телевизора — у вас — в провинциальной реанимации, где из лекарств есть только аспирин, а из техники кардиограф образца 1913 года, выздоровел человек, нуждающийся в ургентной пересадке почки, с эпилептическим комплексом, множественными посттравматическими повреждениями органов брюшной полости, атрофией ряда нервов, и ещё массой патологий, которого полгода попросту не пытались даже лечить, я имею виду с терапевтической точки зрения, — выздоровел? Я поражен, как он за эти полгода у вас не умер! А вы говорите выздоровел!

— Ну… я не знаю… Я не видела той его истории болезни что в реанимации завели. Для меня это тоже было очень странно…

— Странно. Подходящее слово! Ваш Головатин должно быть действительно Вервольф, — он хоть на луну по ночам не выл в полнолуние?

— Нет, не выл. Только по палате летал, именно в полнолуние. Два санитара даже уволились от нас, когда это увидели, — опять вздохнула Ига и пожаловалась — Вы, там в столицах, не представляете, как сейчас сложно нормальный младший персонал подобрать! Зарплата — копейки, а работа что и говорить, тяжелая. Простите, конечно, но мне надо торопиться — у меня в 11 коллегия в Облздраве… Вы послушайте на досуге бред его и подскажите нам — ну как с этим кошмаром бороться?