- Что не спишь, Ромашка?
- Не спится чего-то, - ответила девушка.
Матери Тура не понравился Ромашкин голос, и она подошла к девушке, тронула рукой ей лоб.
- Да у тебя жар, - вздохнула она. - Пойдем, Ромашка, тебе надо вернуться в постель.
Девушка послушалась, но как добралась до кровати - уже не помнила.
Утром дверь открылась, и в проеме появилось встревоженное лицо Тура.
- Как ты? - тихо спросил он, удостоверившись, что Ромашка уже открыла глаза и не спит.
- Нормально, - почти простонала девушка.
Вскоре тетушка Звана принесла ей отвар из целебных трав и заставила выпить до последней капельки.
- Как тебя дома лечили? - спросила она.
- Лекарствами, - ответила девушка, и добавила, немного подумав, - таблетками.
- Так, - мать Тура встала, взяв из рук Ромашки опустевшую чашку, - пусть твой организм сам учится сопротивляться болезни. Мы ему поможем, но только чуть-чуть.
Целый день Ромашка провалялась в постели, к ней изредка заглядывал Тур, иногда вместе с ним в комнатку заходил и Димка, но тетушка Звана гоняла посетителей от двери, чтобы не беспокоили заболевшую Ромашку понапрасну. А Тур и вправду волновался, ведь у них люди болели очень и очень редко, а на Ромашку с покрасневшими глазами и пересохшими от жара губами смотреть было больно, особенно, когда девушка шла, цепляясь за стены, в уборную, то и дело останавливаясь, чтобы унять головокружение. Ромашке было плохо, но подобная слабость и беспомощность вовсе не являлись для нее чем-то непривычным и пугающим, да и Димка тоже перевидал на своем веку всякого, а вот Тур, по мнению девушки, слишком серьезно все воспринял и ходил как в воду опущенный, пробовал даже мать уговорить, чтоб подлечила, да только тетушка Звана не поддавалась на уговоры.
- Ничего опасного я пока не вижу, так что пускай учится сама с болезнью бороться, а иначе так и будет постоянно болеть.
На следующий день Ромашке не стало лучше, но и хуже тоже не становилось. Тетушка Звана поила ее отварами, малиновым и смородиновым напитком, заставляла есть понемногу, а большую часть времени Ромашка либо спала, либо дремала.
Вечером Тур заглянул к ней ненадолго, пока мать ходила к соседке. Вернувшись в горницу, Тур услышал на дворе голос Мирослава:
- Тетушка Звана, я узнать хотел, что с Ромашкой. Уже два дня ее на улице не видно.
- Болеет, - ответила ему мать. - Ну, оно и немудрено - много всего за последнее время пережила, вот все разом и навалилось. Бывает такое, да ты не волнуйся, все хорошо будет.
Тур вышел на крыльцо. Мирослав уже попрощался с тетушкой Званой, и его светлая фигура постепенно удалялась, растворяясь в сумерках. Тур бросился догонять.
Мирослав услышал его шаги - остановился, обернулся.
- Поговорить надо, - сказал Тур, и вместе с Мирославом пошел по дорожке к берегу.
Они сидели на мягкой траве, что выстлала берега Родны плотным ковром и не желтела почти до самой середины осени. Вечером в поселке не было тишины, но здесь, на берегу, звуки отчего-то казались приглушенней, слышнее было, как плещет рыба, как пищат летучие мыши над головой, шелестят перепончатыми крыльями.
Они молчали. Тур собирался завести разговор, но вот с чего начать да как говорить дальше - не знал. Мирослав неотрывно смотрел на воду, в гладкой поверхности которой отражалось серебро лунного света.
- Из-за Златы все грустишь? - спросил Тур, решив, что лучше начнет издалека.
Мирослав долго молчал, и Тур уже подумал, что не дождется ответа.
- Может, оно и правда к лучшему, - наконец сказал Мирослав. - Значит, не любила…
- Родителям-то сказал уже?
- Сказал, - вздохнул Мирослав. - Мама расстроилась. Но, сказала, лучше уж так.
- А отец?
- Отец? Да ничего не сказал.
Налетел ветерок, прошелестел листвой, стеблями травы не берегу, и затих.
- Ты это… - Тур потер пятерней затылок, задумался ненадолго, пытаясь подобрать слова. - Ты сильно сердит на меня?
Мирослав пожал плечами:
- Из-за чего мне сердиться?
- Ну… - растерялся Тур, - из-за Ромашки.
- Из-за Ромашки? - Мирослав все так же смотрел на водную гладь. - Нет, Тур. Если уж Ромашка сама выбрала, значит, так тому и быть. Чего мне сердиться?
Теперь Тур тоже нахмурился: Мирослав, несомненно, думал так, как говорил, стараясь не давать разрастаться обиде и на девушку, которая не захотела стать ему сестрой, и на друга, да только одно дело - что разум говорит, а другое - что сердце чувствует. А сердце, видать, болело.
- И все же ты крепко обиделся, - заключил Тур.
Мирослав покачал головой, и повисло молчание, показавшееся Туру слишком долгим, но прежде, чем он решил снова заговорить, послышался тихий голос Мирослава.
- Как-то сразу все так получилось. Злата ждать обещала - и не дождалась. Я, как приехали, - сразу родителям все сказал, да предупредил еще, что сестру приведу. И не привел… Я до сих пор понять не могу: почему?…
- А я вот и хочу тебе объяснить - почему, - пробормотал Тур.
Мирослав обернулся, посмотрел на Тура пристально и опустил глаза.