Городские истории (СИ)

- Привет. Ты все материалы доделал? – Антон не смог удержаться от этого вопроса. Очень уж кипел возмущением его заместитель, и он попытался перевести это возмущение в рабочую сферу – на сжавшегося и закрывшего все эмоции Рому было страшно смотреть.

- А у меня встреча внезапно образовалась. С осведомителем. Представляешь! – жёстко усмехнулся Слава, переводя пылающий взгляд с Антона на Рому и обратно. – А тут смотрю – надо же! Знакомые лица! То есть, знакомые спины… Ну ладно, чего это я, – он фыркнул, покачав головой. – Удачи вам в новом этапе вашей жизни, Роман Юрьевич. Во всех её сферах. – Он резко кивнул им на прощание, и с какой-то болезненной решительностью направился к парковке.

У Антона половина слов замёрзла на языке от этого представления. Если бы рядом с ним сидела девушка, он бы всё понял сразу – яркий пример ревности. Но не мог же Слава ревновать… Рому? Едва уловимый солоноватый запах дал больше ответов, чем Антон был готов услышать. Сжавшись на краю лавочки, Рома закрыл лицо руками, не издавая ни звука, не позволяя себе ни единого выплеска эмоций из таких же мощных стен, как у Антона. Только запах слёз и крови немного выдавал его состояние.

- Ром… – Антон осторожно положил руку ему на плечо, но так и не придумал, что сейчас можно сказать. Банальное «Что с тобой?» крутилось на языке, но он зарёкся задавать вопросы, на которые собеседник не может не ответить. – Если ты хочешь что-нибудь сказать, можешь сказать. Если не хочешь, давай просто посидим помолчим. – Он сделал глубокий вдох и выдох, по миллиметру отпуская контроль над собственным энергетическим полем. Очень осторожно и очень покойно, он развернул свою энергию вокруг себя, тёплым меховым плащом. Очень спокойным, тёплым успокаивающим плащом. Напрягшаяся на секунду под его рукой спина Ромы ощутимо расслабилась, и через несколько минут он выпрямился, глубоко вздохнув.

- Спасибо, – чуть слышно прошептал Рома, глядя вдаль остановившимся взглядом. Нижняя губа, прокушенная до крови, заживала на глазах. – Не знаю, что сейчас сказать. И стоит ли что-то говорить, – он устало выдохнул, прикрывая глаза.

- Ты, конечно, можешь ничего не говорить, – осторожно начал Антон, прикуривая сигарету. – Но мне сегодня на работу возвращаться, материалы дописывать, которые я глубоко сомневаюсь, что дописаны. И завтра на работу идти, совещание проводить. Как думаешь, он мне сначала морду набьёт, а потом рапорт швырнёт, или наоборот? – меланхолично спросил он, затягиваясь горьким дымом.

- Я не мог ничего ему рассказать, – тихий, безжизненный голос резанул как ножом – столько в нём было застарелой горечи. – Нам не запрещают встречаться с людьми, если мы хорошо себя контролируем. Но раскрывать нашу тайну нельзя. Я не мог ему объяснить, почему мне приходится иногда не ночевать дома. Он чувствовал неискренность, и воспринимал это на свой счёт. Я не сказал ему, что увольняюсь. Просто перед этим приехал и сказал, что всё кончено. Если я больше не буду принадлежать себе, я не мог продолжать обманывать его ещё и в этом…

Антон отстранённо кивнул, сосредоточившись на очень медленных, размеренных вдохах и выдохах. После знаменательного пробуждения в клубке из голых тел после полнолуния, с первоклассным стояком, пришлось немного пересмотреть свои взгляды на ориентацию. Потому что он прекрасно почувствовал абсолютно одинаковое влечение и к женской части этого «клубка», и к мужской. И пытаться строить из себя убеждённого традиционного гетеросексуала стало немножко нечестно. И пытаться изображать на чужие негетеросексуальные отношения привычную для традиционного постсоветского общества презрительную реакцию он не стал. Не перед кем изображать.

- А у вас это… серьёзно? – ему пришлось слегка прочистить горло, чтобы голос звучал не так задушенно. Всё-таки, не так просто оказалось принять не совсем обычную ориентацию Славы, прошедшего не одну «горячую точку», и проработавшего с ним бок о бок пять лет.

- Мы познакомились, когда я устроился в прокуратуру, – Рома бледно улыбнулся, глядя прямо перед собой остановившимся взглядом. – Четыре года уже. Мне он сразу понравился. И я почувствовал… что он тоже хочет. Только у него нет нашего обоняния, поэтому он бы долго ходил кругами, не решаясь на активные действия. Я немного ускорил его, – с кривой усмешкой, Рома перевёл блестевший от непролитых слёз взгляд на настороженно замершего Антона. – Для меня всё было почти идеально, все эти годы. За исключением того, что я не мог открыть ему половину своей жизни. Когда я понял, что его это сильно напрягает, я ушёл. Потом каким-то чудом собрал силы и сказал ему, что всё кончено. Он заслуживает честности, которой я не смогу ему дать.

- Ты поэтому спрашивал, как на моё обращение дали разрешение? – Антон чуть не обжёг пальцы догоревшей сигаретой от неожиданной догадки. И тут же исправился, – Можешь не отвечать, если не хочешь!

Молчаливого кивка и двух мокрых дорожек из-под зажмуренных век ему вполне хватило.