Городские истории (СИ)

Первое правило в армии – приказы должны исполняться, чётко и без вопросов. Если вчера ты красил траву в зелёный цвет, а сегодня тебе говорят красить её в синий – ты берёшь под козырёк новый приказ и идёшь красить траву в синий цвет. Если завтра поступает новый приказ перекрасить её обратно в зелёный – идёшь и красишь в зелёный. Всё просто. Никаких лишних вопросов, предложений и размышлений – начальству там виднее, что надо делать.

С переходом на контракт и на серьёзные операции ставки ощутимо подросли: одно дело, когда ты тупишь и споришь с приказом красить траву, другое дело – приказ в боевой обстановке. Молча затыкаешь все свои морально-этические вопросы и идёшь стрелять в кого сказали. Ну, или грамотно промахиваешься, незаметно и некритично. Или под трибунал.

С переводом в ГРУ Маркову мягко намекнули, что на всякий случай, даже трибунала можно не бояться. Никто и никогда не видел, чтобы нарушали приказы в этой структуре. Точка. Он только молча проглотил явно висящую в воздухе недосказанность про то, что случается с теми, кто нарушал и кто видел – не мальчик уже был, многое понимал.

Но общим во всех этих военизированных структурах было одно: если сегодня тебе дают один приказ, а завтра – противоречащий ему, то ты молча забываешь вчерашний приказ и исполняешь новый. И лишних вопросов не задаёшь.

И Марков с трудом скрыл прошившую его волну облегчения, когда уже на утренней планёрке полковник довёл новые инструкции: Огарёва отвезти по такому-то адресу и сдать на руки гражданке Мицкевич Елизавете Петровне. Живого.

Командир взвода снова пошёл уточнить приказ, на всякий случай, вернулся с выговором и красными пятнами на щеках, выслушав всё, что положено выслушивать, когда отвлекаешь начальство и ходишь второй раз за неделю уточнять прямой недвусмысленный приказ. Отвозить Огарёва «родственнице» поручили Маркову. Одному. И выписали лишний увольнительный на сутки. Он только моргнул, с максимально тупым видом подтвердив приказ. Верить в такие случайности и подарки судьбы он отучился уже давно и молча проглотил удивление от такой явной демонстрации «ресурсов», о которых упоминал Никитин.

*

Сначала, когда к Огарёву в камеру вошли двое бойцов, тот чуть заметно вздрогнул, привычно зажмурившись и сжавшись, в предчувствии боли. Хотя общий посвежевший и какой-то оживший вид был просто налицо – Марков молча обменялся недоумёнными взглядами с напарником и присел перед мальчишкой, расстёгивать на нём серебряные браслеты. На этот счёт тоже были инструкции – всё серебро снять в камере. На общение разрешения не было, и на непонимающий взгляд Огарёва никто ничего не пояснял.

До машины в подземном гараже его пришлось тащить – на ногах были раздроблены почти все суставы, и идти он не мог. На всякий случай, Марков взвалил его на свое плечо, в надежде, что парню не придёт в голову брыкаться и пытаться причинить вред тому, кто поил его такой неожиданно чудодейственной кровью. Расчёт оправдался – «клиент» был тихим и послушным, и на заднем сидении ведомственной тонированной «Волги» устроился без вопросов, бросая на своих сопровождающих короткие опасливые взгляды. Напарник пристегнул его ремнём безопасности и молча удалился открывать ворота гаража.

- Сиди и молчи, – чуть слышно шепнул Марков, не горящий желанием вести беседы в служебном транспорте – аппаратуры свои никогда не жалели. И только надеялся, что Елизавете Петровне не придёт в голову вести беседы в пределах слышимости от машины.

*

- Если машина будет служебная, там везде будут напичканы микрофоны, – Геннадий Филиппов бросил на Елизавету Петровну долгий, тяжёлый взгляд, и отвернулся, затягиваясь горьким дымом, под её традиционным ледяным высокомерным взглядом колдовских изумрудных глаз на фарфоровом личике. – Служебная машина у военных с чёрными номерами, даже если выглядит как обычная гражданская. Прошу вас не вести никаких разговоров в пределах слышимости от этой машины.

- Если требуется такая подробная регламентация действий, Геннадий, почему бы вам не провести это торжественное мероприятие самостоятельно? – Она скривила карминовые губки в скептической жёсткой усмешке, смерив его ледяным взглядом. Он молча проглотил это отчётливое презрение с очередной порцией дыма, опустив взгляд и отворачиваясь в сторону. Все они понимали, почему он – начальник ФСБ – сейчас официально не может раскрыться перед ГРУ как заинтересованный в освобождении оборотня, как и генерал Афанасьев – официальный альфа-покровитель Огарёва. Поэтому и договорились через вампиров, чтобы встречающей было нейтральное гражданское лицо – никому в военных командных и властных кругах не известная девушка. К её чести, она не поручила это даже своим помощницам – второй и третьей альфе. И имела полное моральное право поливать обоих генералов – начальников главных силовых ведомств региона – своим фирменным ледяным презрением.