Почему бы и нет, подумал я. В конце концов, я уже почти эксперт по поиску людей. Впору визитки заказывать: «Джорди Риделл, частный детектив, скрипач».
– Ладно, – ответил я.
– Отлично, – сказала Джилли.
И тут же подскочила со своего стула, едва двое новых посетителей зашли в кафе. Я заказал у нее кофе, когда она усадила их за столик, потом стал наблюдать за движением на Баттерсфилд-роуд, глядя в окно. Я старался не думать о Сэм – как она, запертая в прошлом, пытается начать жизнь заново, – но с тем же успехом мог бы попробовать запрыгнуть на луну.
К тому времени, когда смена Джилли подошла к концу, я уже почти совсем пришел в себя, но легче мне не стало, наоборот, я мучился виной. Все дело в призраке и Сэм. Однажды я от нее уже отрекся. Теперь мне казалось, будто я предаю ее снова. Зная то, что я знал – фото с объявлением о помолвке из старого номера «Ньюфорд стар» опять промелькнуло перед моими глазами, – я чувствовал себя странно. Я чувствовал себя как ни в чем не бывало и потому испытывал вину.
– Не понимаю, – сказал я Джилли, когда мы с ней шагали по Баттерсфилд-роуд по направлению к пирсу. – Сегодня днем я прямо на части разваливался, а теперь мне так…
– Спокойно?
– Ага.
– Это потому, что ты наконец перестал сражаться с самим собой и поверил в то, что произошло на твоих глазах, в то, что тебе запомнилось. Отказ верить – вот что тебе больше всего вредило.
Она не добавила «Я тебе говорила», но в этом не было нужды. Эти слова и так эхом звучали у меня в голове, еще увеличивая бремя вины, которое я таскал за собой. Если бы тогда я выслушал ее непредвзято, то… что бы тогда было?
Не пришлось бы проходить через все это снова?
Мы пересекли Лейксайд-драйв и мимо закрытых ларьков, где торговали сувенирами и уцененкой, вышли на пляж. Когда мы поравнялись с пирсом, я повел ее на запад, к тому месту, где в последний раз видел Бумажного Джека, но тот больше не сидел у реки. Одинокая утка подняла к нам исполненный надежды взгляд, но никому из нас и в голову не пришло захватить с собой хлеба.
– Ну вот, Сэм я нашел, – сказал я, по-прежнему больше озабоченный собственными мыслями, чем поисками Джека. – Она либо умерла, либо стала глубокой старухой. Предположим, мы с ней встретимся – и что дальше?
– Ты завершишь круг, – сказала Джилли. Она оторвала взгляд от воды и посмотрела на меня, ее лицо проказливой феи было серьезно. – Знаешь, как говорят кикаха: все по кругу. Ты выскочил из круга, который символизировал твои отношения с Сэм, раньше, чем он полностью обернулся вокруг своей оси. И пока ты не завершишь поворот, покоя тебе не будет.
– И как я узнаю, что поворот окончен? – спросил я.
– Узнаешь.
Она отвернулась прежде, чем я успел сделать шаг назад, к пирсу. При свете дня здесь было людно и шумно, он кишел туристами и местными жителями, желающими расслабиться и отдохнуть; ночью он переходил в безраздельное владение подростков, которые носились на роликовых досках или просто ошивались тут от нечего делать, да бездомных: алкашей, старух кошелочниц, бродяг и прочей подобной публики.
Джилли шла сквозь толпу, расспрашивая о Джеке всех встречных и поперечных, а я плелся за ней. Его все знали, многие встречались с ним на неделе, но никто не мог сказать ни где он сейчас, ни откуда приходит. Мы уже почти решили бросить все и пойти в парк Фитцгенри, поспрашивать там, как вдруг услышали губную гармошку. Кто-то наигрывал блюз, приглушенные унылые звуки неслись со стороны пляжа.
Мы спустились по ближайшей лестнице, а потом зашагали по песку через пляж, пока не нашли Того Самого Боссмана: он сидел под дощатым настилом для прогулок, обхватив гармошку ладонями, склонив голову и прикрыв глаза. Слушателей, кроме нас, не было. Люди, которые обычно кидали деньги в его старую суконную кепку, ужинали сейчас в модных ресторанах на Лейксайд-драйв или в театральном квартале. Так что играл он для себя.
Для улиц он обычно выбирал популярные мелодии – те, которые крутили по радио, да еще темы из старых шоу, джазовые стандарты и прочее в том же духе. Та музыка, которую он извлекал из своей гармошки сейчас, была чистой магией. Она преображала его, делала невероятно живым и настоящим. Блюз, который он играл, казалось, заключал в себе все горести мира, а его плавные ноты хотя и не могли одолеть страдание, но смягчали его.
У меня даже руки зачесались, так хотелось взять скрипку и подыграть, но джемовать было не время. Поэтому мы просто стояли и ждали, когда он закончит. Последняя нота висела в воздухе дольше, чем это казалось возможным, но наконец он отнял гармонику от губ и положил ее на колени. Поднял набрякшие веки и посмотрел на нас. Как только музыка прекратилась, вся магия исчезла, и перед нами снова сидел старый бездомный негр, по губам которого скользила тень улыбки.
– Привет, Джилл, Джорди, – сказал он. – Что вы тут делаете?
– Ищем Бумажного Джека, – ответила ему Джилли.
Тот Самый Боссман кивнул:
– Да, лучше Джека мастера по бумаге не найти.
– Он меня беспокоит, – сказала Джилли. – Его здоровье.
– Ты у нас теперь врач, а, Джилл?
Она помотала головой.