Городские легенды

Когда в следующий раз пошел дождь, Джилли была с нами. Мы втроем возвращались из «Твоего второго дома», неопрятного бара на противоположной стороне Фоксвилля, где в тот вечер играли друзья Сэм. В обстановку заведения мы не вписались с самого начала, хотя и по разным причинам. Длинноногая блондинка Сэм в джинсах в обтяжку, белой футболке и линялой джинсовой куртке, казалось, шагнула в бар прямо с калифорнийского пляжа. Зато мы с Джилли выглядели как два оборванца.

Днем во «Втором доме» пили всерьез: здесь любой безработный мог купить несколько часов забвения на государственное пособие. Однако к девяти часам вечера, когда группа вышла на сцену, публика изменилась до неузнаваемости. Тут и там в толпе мелькали странные, броско одетые типы – цветные пятна прямо-таки резали глаз, – и все же соотношение между нами и окружившими нас взъерошенными панками в синих джинсах и черной коже было примерно тридцать к одному. Казалось, мы угодили внутрь огромного синяка.

Группа называлась «Попрошайки» и оказалась весьма приличной – особенно хороши были их собственные песни, – хотя и шумноватой. Когда чуть за полночь мы выкатились на улицу, в ушах у меня звенело. Мы и оглянуться не успели, как дошли почти до самого дома. Джилли была явно в ударе, всю дорогу она приплясывала вокруг нас, распевала последнюю песню группы, на ходу придумывая свои слова, так что панк-рок в ее исполнении превратился едва ли не в госпел. Она то забегала вперед, то возвращалась к нам, в надежде, что мы начнем подпевать.

Пока мы шагали по тесным улочкам района Кроуси, заморосило. Когда мы свернули на Генратти-лейн, дождь шел уже вовсю, и я почувствовал, как пальцы Сэм стиснули мою руку, и даже Джилли присмирела и перестала дурачиться. В противоположном конце переулка показался призрак.

– Джорди, – сказала Сэм и еще сильнее стиснула мою руку.

Я кивнул. Ускоряя шаг, мы пронеслись мимо Джилли, намереваясь перехватить духа раньше, чем он вернется на Стэнтон-стрит.

– Зря вы это затеяли! – крикнула Джилли и кинулась за нами. Поздно.

Призрак был прямо перед нами. Ни меня, ни Сэм он не видел, и я уже приготовился уступить ему дорогу – будь он выпавший из своего времени живой человек или дух, мне вовсе не улыбалось, чтобы он прошел сквозь меня. Но Сэм стояла как вкопанная. Она протянула руку, и едва ее пальцы скользнули по влажному твиду его пиджака, все изменилось.

Сначала закружилась голова. Генратти-лейн поплыла перед глазами. Время замелькало, как страницы отрывного календаря в старом кино, только каждая была не днем, а годом. Городские шумы, которые люди обыкновенно вовсе не замечают, вдруг оглушили своим отсутствием. От прикосновения Сэм призрак подпрыгнул на месте. Пораженно глядя на нее, он отпрянул. Немедленно снова закружилась голова, и все поплыло перед глазами, но Сэм опять коснулась его, и улица встала на место. Кругом было тихо, только барабанил дождь да какой-то далекий голос все звал и звал меня по имени.

– Не бойтесь, – заговорила Сэм, не отпуская руки призрака. – Мы хотим вам помочь.

– Тебя не должно быть здесь, – ответил он. Голос у него оказался строгий и немного суховатый. – Ведь ты – просто сон, мечта. А сны следует хранить про себя и наслаждаться ими втайне, а не встречаться с ними на улице.

Сквозь их разговор упорно пробивался чей-то голос, выкрикивающий мое имя. Я попытался не обращать на него внимания, сосредоточившись на духе и его окружении. Улица была чище, чем мне запомнилось, – ни мусора на тротуарах, ни рисунков, наспех нацарапанных на кирпичных стенах. И заметно темнее. И впрямь можно было подумать, что, прикоснувшись к призраку, мы оказались в другом времени.

Тут мне на память пришли снова Джилли, и я занервничал. Прошлое. А что, если мы и вправду оказались в прошлом и никогда не выберемся назад? Или попали во временной скачок вместе с этим призраком и теперь обречены вечно повторять его путь?

Тем временем Сэм и призрак продолжали разговор, но я уже не слушал, о чем у них шла речь. Я думал о Джилли. Мы обогнали ее, когда кинулись навстречу привидению, но потом и она побежала за нами. Однако здесь ее не было. И тут я вспомнил голос, который словно из невообразимого далека звал меня по имени. Прислушавшись, я различил слабый, едва уловимый звук. Несколько минут прошло, прежде чем я сообразил, что это лает собака.

Обернувшись к Сэм, я стал вслушиваться в то, что она говорила призраку. Она хотела отойти, но он не отпускал. Я рванулся вперед, чтобы помочь ей, и тут собачий лай ударил со всех сторон, словно не один пес, а сотни и сотни передавали какую-то весть сквозь годы, что пролегли между нами и нашим временем. Годы выстроились в живую цепь, и у каждого звена был свой отчетливый собачий голос, и все они слились в оглушительный визгливый, рычащий и подвывающий хор.