— Неделя и один день, — каркнула ведьма, прежде чем взять голос Катрины. — Столько тебе отведено, чтобы завоевать его любовь и обрести бессмертную душу, иначе снова станешь озерной пеной.
— Но как же без моего голоса... — Ведь именно песней надеялась она покорить его, гармонией голосов столь совершенной, чтобы он не смог устоять. — Без голоса...
— Он первым должен заговорить с тобой о любви, иначе ты потеряешь свою бессмертную душу.
— Но без голоса...
— У тебя будет тело; ничего другого тебе не понадобится.
И тогда она выпила кровь, которая обожгла ей язык; у нее появились ноги, но каждому ее шагу суждено было отзываться болью такой острой, словно она ступала по раскаленным углям, до тех пор, пока она не обретет душу; и она отправилась на поиски того, кого любила и за чью любовь заплатила столь дорогой ценой. Так неужели же он не ответит на ее любовь до истечения недели?
— О чем ты думаешь? — спросила Люсия.
Катрина улыбнулась и покачала головой. Этого она не могла рассказать никому. Он сам должен произнести слова любви, иначе ее жизни придет конец.
В воскресенье Мэтт пришел за Катриной с опозданием. Отчасти в этом был виноват он сам — так увлекся разучиванием новой песни, пленку с которой прислал ему друг из графства Корк, что совсем потерял счет времени, — отчасти путанные объяснения Люсии, из-за которых он чуть не заблудился, ища ее дом в Верхнем Фоксвилле.
Катрину это, кажется, нисколько не тревожило; она была просто счастлива его видеть, как сообщили ее пальцы, двигаясь не менее грациозно, чем все ее тело во время танца.
—
— Я и так весь день играл. Подумал, лучше оставить дома.
—
— Ну да...
Он обвел глазами студию, увидел пару знакомых постеров, которые попадались ему раньше в городе в переходах метро или на досках объявлений перед ресторанами и музыкальными магазинами. Ни на одном из этих шоу он никогда не был. Танец его не увлекал, в особенности современный, да и перформанс, которым занималась Люсия, тоже. Ее шоу он однажды видел. Пятнадцать минут она каталась взад и вперед по сцене, с ног до головы завернутая в коричневые бумажные пакеты, и все это в сопровождении музыкальной дорожки, где на ритм мерно падающих капель накладывалось гипнотическое жужжание, время от времени прерываемое хрустом шагов по разбитому стеклу.
Это
Люсия не соответствовала его представлениям о творческой личности. Такие, как она, обычно проходили у него в категории чокнутых. К счастью, она ушла на весь день.
— Ну так что, — сказал он, — пойдем на остров?
Катрина кивнула.
—
Она улыбнулась ему, длинные волосы струились по плечам. Одежда на ней была позаимствована у Люсии — джинсы на размер больше, чем нужно, с пропущенным сквозь петли для ремня шарфом, футболка с названием труппы, которого он никогда в жизни не слышал, и те же самые черные китайские шлепанцы, что и накануне.
— Чем ты тогда хочешь... — начал он.
Не успел он договорить, как Катрина взяла его ладони и прижала к своим грудям. Они были маленькие и твердые, сквозь тонкую ткань он чувствовал, как бьется ее сердце, трепеща почти в самых его пальцах. Ее руки уже скользнули к его паху, одна нежно поглаживала его прямо через джинсы, другая расстегивала молнию.
Она была нежная и любящая, ее лишенные какой-либо неискренности движения будили желание, но Мэтта она застала врасплох.
— Слушай, — сказал он, — а ты уверена, что?..
Она подняла руку, прижала палец к его губам. Не надо слов. Только прикосновения. Его член затвердел в узкой тюрьме джинсов, ему стало неудобно, но она расстегнула верхнюю пуговицу и вытащила его наружу. Взяла его в свою ладошку, крепко сжала пальцы, рука медленно заходила вверх и вниз. Она говорила без слов, открыв ему все свои чувства.
Мэтт отнял ладони от ее грудей и через голову стянул с нее футболку. Уронил ее на пол за спиной у девушки, привлек ее в свои объятия. Ему показалось, будто он обнял волну, сплошное серебристое движение и ласкающие прикосновения.
Не надо слов, подумал он.
Она была права. В словах нужды не было.
И он позволил ей увлечь себя в спальню Люсии.
Потом у него было так тихо внутри, как будто весь мир замер, время остановилось, и не осталось никого, только они двое в объятиях друг друга, а вокруг сумеречные тени лижут постель. Он приподнялся на локте и стал смотреть на нее.