Когда их взгляды встретились, новая волна головокружения нахлынула на Эми, словно цунами, и девушке показалось, будто земля закачалась у нее под ногами, но это она сама соскользнула в истоптанную траву. Она закрыла глаза и позволила тьме унести ее прочь.
Было уже далеко за полдень, когда Эми очнулась на софе в студии Люсии. Неожиданное окружение и солнечный свет, падающий под непривычным углом, на мгновение сбили ее с толку, так что она не сразу поняла, где находится, но зато противная тошнота прошла. «Наверное, подцепила какой-нибудь вирус, который действует не больше двадцати четырех часов», — подумала она, опуская ноги на пол и откидываясь на подушки дивана.
Люсия оторвалась от журнала, который читала, сидя за кухонным столом. Отложила его, встала и подошла к дивану.
— Ну, ты меня вчера и удивила: прихожу вечером домой, а ты тут спишь, — сказала она. — Катрина сказала, что тебе стало плохо, потому она и устроила тебя на диване, а сама спала на полу. А как ты сейчас себя чувствуешь,
Слова Люсии заставили Эми задуматься. Что-то в них противоречило ее собственным путаным воспоминаниям о случившемся накануне.
— Ну да... Наверное, так и было, — сказала она наконец. Обвела студию глазами. — А где Катрина?
—: Взяла у меня денег на автобус и поехала все-таки на мыс Гартнетт. Истинная любовь побеждает все,
Эми подумала о русалках в Кикахе, о Катрине, стоящей на коленях у края воды, о серебряном ноже.
— О, черт, — сказала она.
— Что такое?
— Я...
Эми не знала что сказать. Увиденное накануне казалось бессмыслицей. Она заболевала, у нее кружилась голова, может быть, начинался бред. Но в то же время все было так по-настоящему.
—
Она покачала головой. Нет, этого просто не могло быть. Никаких русалок на свете не бывает. А что если бывают? Что если Катрина прихватила с собой серебряный нож, отправившись на концерт к Мэтту? Что если она сделает то, о чем говорили те... русалки...
—
Что если...
—
Это на самом деле?
Она наклонилась в поисках своих туфель и нашла их у одного из ящиков, которые служили основанием кофейного столика. Надела их и встала с постели.
— Мне надо идти, — сказала она Люсии.
— Куда идти? Что происходит?
— Не знаю. И объяснять некогда. Потом все расскажу.
Люсия шла за ней через всю студию до самой двери.
— Эми, ты как-то странно себя ведешь.
— Со мной все в порядке, — ответила Эми. — Честное слово.
Однако до нормального самочувствия ей было еще далеко. Она была слаба и совсем не хотела глядеть в зеркало из страха увидеть в нем бледный призрак собственного лица. Но выбора не было.
Если то, что она видела прошлой ночью, было
Люсия с сомнением покачала головой:
— А ты уверена, что...
Эми задержалась ровно на столько, чтобы чмокнуть подругу в щеку, и вышла.
Найти машину оказалось несложно. У ее брата Пита их было две, и он давно привык, что она может в любой момент явиться к нему с просьбой одолжить на некоторое время одну из них, и радовался только, что не нужен ей в качестве шофера. К семи вечера она была уже в пути, гнала пожирающий бензин «шевроле» по старому шоссе вдоль озера на запад, на полдороге до места остановилась перекусить на стоянке дальнобойных грузовиков, и прибыла на мыс Гарнетта ровно к началу первого отделения концерта Мэтта.
Она нашла его «фольксваген»-фургон — настоящий антиквариат, как любила поддразнивать его она, и поставила свою машину рядом. Бар Мерфи, где сегодня вечером играл Мэтт, представлял собой нечто вроде ветхого бревенчатого сарая с оштукатуренным фасадом. Он ютился на самой оконечности мыса, от которого получила свое название деревня, и сразу за его задним фасадом уходил в озеро длинный причал. Из-за привязанных к нему лодок не было видно воды.
Эми зашла с фасада, где трещала и оранжево поплевывала неоновая вывеска с названием бара, и вошла внутрь под знакомые звуки песни Леона Россельсона «Мир вверх тормашками» в исполнении Мэтта. Слушатели, как ни странно, обращали внимание на музыку, что редко случается в такой дыре, как эта. Эми пришло в голову, что вряд ли хотя бы третья часть собравшихся догадывается, что эта песня имеет какое-то отношение к социализму.
Публика была смешанная: волосатые хиппи-опрощенцы в джинсах, небеленой холстине и цветастом ситце, хозяева нескольких немеханизированных ферм к западу от деревни; местные жители, которые здесь родились и, скорее всего, здесь же и умрут, тоже в джинсе, только пили они заметно больше и отдавали предпочтение фланелевым рубашкам и бейсболкам, футболкам и резиновым сапогам; и дачники из тех, что еще не заперли свои коттеджи на зиму, — мешанина рубашек для гольфа, штанов-"варенок" и коротких юбок, среди которых затесалась даже одна капитанская фуражка, самая настоящая, с кокардой, все как положено.