Городские легенды

Вроде все готово, однако мысли не торопились ворваться в мое сознание. Ни одного слова, от которого можно было бы оттолкнуться левой ногой и начать. Выводить же "таймс нью романом" бессмертное "смеркалось" тоже желания нет.

Так и хочется закрыть ворд и раскинуть с братьями по интересам картишки, ну или, на худой конец, обставить компьютерный разум в "Героев". Написать что-нибудь всегда успеется. Такое часто бывает. Когда к творению готовишься, ни черта не получится.

Сделав хороший глоток кофе, я снова смотрю на белое окно ворда. Ничего.

– Не идут буковки? – от неожиданности я чуть не падаю со стула. Но в комнате, кроме меня – никого.. Или кофе был слишком крепким, или я слишком часто сижу у компьютера, или…

– Помочь ваять? – я снова подпрыгиваю. – Сюда смотри, в монитор.

Из монитора на меня взирает детская мордашка, страшная из-за своей бледности и неуловимо знакомая.

– Как тебе не стыдно! – словно прочитав мои мысли, с обидой говорит девочка. – Не узнать свою собственную музу! Куда мы катимся?!

– М-м-муза?!! – судорожными движениями я пытаюсь закрыть окно офиса, но проклятое окошко никак не закрывается. – Я всегда представлял себе…

– Ну да, ты ожидал, что сейчас к тебе прилетит розовая фея, подует тебе в ушко, и ты, воодушевленный, продолжишь писать о шизофрениках с гробами на плечах? Глупенький, – муза смешно фыркает уже за моим плечом. Я снова подпрыгиваю, в третий раз за эти несколько минут. – Не пугайся, – нежные руки взрослой женщины обнимают меня за плечи. Боковым зрением я замечаю, что одна из тонких ладошек сжимает кухонный нож. Муза тихонько дует мне в ухо.

– Бедняжка, сам не понял, что хотел сказать, создавая нас, – рядом со мной уже сидит молодой парень и задумчиво глядит в монитор.

– Не понял, – соглашаюсь я. – Честно говоря, я вообще ничего не понимаю, чем обязан этому визиту?

– Мы хотим, чтобы ты завершил то, что начал. Ты придумал нас, а зачем – сам не понял. Смотри.

На экране монитора я вижу четверых и мгновенно их узнаю: на мягкой траве сидит Вика, а сзади, положив голову ей на плечо, расположилась Нина. Рядом стоит Павел, в чистом, выглаженном костюме. Он держит на руках ту самую девочку, имени которой я так и не дал. Она уже не пугает своей мертвенной бледностью, а выглядит обыкновенной веселой девчушкой. На ней новое платьице, как будто подаренное папой на день рожденье. Павел, сквозь слезы счастья, что-то рассказывает то Вике с Ниной, то маленькой девочке.

– Их стоит послушать, – муза стала невидимой, но ее голос, теперь точно, звучит внутри меня. Я надеваю наушники.

– Вы представляете, милые, – Павел едва сдерживает себя от распирающей радости, – ее папа почти поправился. Он ушел в церковь, единственное место, где его приняли. Простить его вину не смог бы никто, но теперь эта вина поддерживает его жизнь. Скольким помог папа нашей девочки и скольким еще поможет. Я как-то встретил его на кладбище, он не хотел жить, и я попросил его поделиться, – при этих словах девочка крепко обнимает Павла и счастливо смеется.

– Спасибо, Пашенька, – шепчет она. – Теперь все будет хорошо.

– Да, милая. А вот Вика мне рассказала, что освободила свою жизнь. Кухонный нож ей действительно пригодился. Пригодился, чтобы разрезать веревки.

– Да, – Вика поворачивается к Нине и целует ее. Вот, какой стала моя жизнь.

В моих ушах шепотом звучат три слова, пока тают на экране мои три персонажа.

– Пиши, – муза игриво дует мне в другое ухо. – Если что, буду приходить к тебе в самых неожиданных обличиях, хорошо?

– Тебе откажешь, – улыбаюсь я. – Буду ждать. Ты кофе пьешь?

Ответа на мой глупый вопрос не я не получаю. Я снова один в своей комнате.

– Спасибо, милые, – шепчу я.

Открыв папку со своими набросками, я нахожу фотографию. Снимок четырех людей. Таких разных, но одинаково счастливых.

Имя файла "Свобода, вина, помощь.jpg".