Городские песни, баллады, романсы

Говорят: новое время - новые песни. Да, в 30-70-е годы XX в. поэты и композиторы сочиняли новые песни в небывалых в другие времена количествах, но не многие из них входили в народный повседневный репертуар, большая часть отвергалась, особенно деревней. Песни о счастливой любви на фоне великих строек и высоких урожаев, о зажиточной колхозной жизни при постепенном развале и гибели деревни были насмешкой над здравым смыслом. Если иметь в виду военную и послевоенную деревню с ее непосильным трудом, бабьим одиночеством и голодной жизнью, то советская профессиональная песня до таких тем не спускалась. Одна из деревенских певиц, В.Л. Комиссарова (д. Установка Юхновского р-на Калужской обл.), вспоминала: «А долго после войны горе не заживало, многие погибли тогда (деревня была полностью сожжена). Вот соберутся женщины и поют, бывало, «При бурной ночи». Тогда любимая песня была. Вдовы ее петь любили, тогда почти все вдовами остались». Безысходная боль, страдания и скорбь оставшихся одинокими и голодными женщин не могли не выразиться в песнях, но новых песен, которые выпевали бы их горе, не было. А «жестокий романс» (к которым относят и упомянутую песню) более соответствовал настроениям людей, чем искусственно-бодряческие «советские» песни.

Популярность песни на каком-то отрезке жизни общества не означает, что она закрепляется в народной памяти надолго. В последней четверти XVIII в. М.Д. Чулков издал обширный (в четырех частях) сборник, довольно полно охвативший репертуар «передовой» (осваивающей новые формы поэзии и песенной культуры) части общества. Популярнейшие во второй половине XVIII - начале XIX в. песни из этого сборника до нашего времени в устном бытовании не дошли (кроме, собственно, народных песен, включенных в настоящее издание) или сохранились в виде отдельных фрагментов, строк, вошедших в новые песни.

Исследователи народной поэзии, особенно И.Н. Розанов и наш современник В.Е. Гусев, провели большую работу по установлению авторства обращавшихся в устном бытовании песен. Результатом их работы стал ряд книг И.Н. Розанова 1 и два издания сборника В.Е. Гусева. 2

В этих книгах представлен репертуар авторских песен, существовавших в устном обороте с конца XVIII до начала XX в., большая их часть сегодня забыта.

Все впервые публикуемые тексты в нашем сборнике записаны в 50-80-е годы XX века. Наличие песен в устном бытовании в эти же десятилетия стало критерием включения в книгу сюжетов из печатных источников (если не оказалось достойных вариантов среди свежих записей). Учитывая бурное развитие новой городской песни (авторской с не поддающимся учету шлейфом подражаний ей) в 50–80-е годы и ее качественное отличие от более ранней песни, составители поставили временной рубеж - середину XX в. Иначе говоря, песни литературного склада, сохранившиеся в устном обиходе во второй половине XX в., но возникшие до 50-х годов этого века, составили настоящий сборник. Единичные песни, сложившиеся позднее обозначенного рубежа, не выходят за пределы ранее сформировавшейся поэтической системы.

Песни нашего сборника, хотя в большинстве своем они городские по происхождению, записаны преимущественно от сельских жителей. Так уж сложилось, что собиратели фольклора и в XIX, и в XX в. работали главным образом в сельской местности. Записи в городах, особенно в крупных, относительно малочисленны и случайны. Городское население и менее отзывчиво на запросы фольклористов, и более бедно по памяти на старые песни.

Авторские тексты, проникнув в народный песенный репертуар, живут по фольклорным законам, то есть могут переосмысливаться, трансформироваться, причем пределы этих преобразований весьма широки - от изменения отдельных слов или строк до утраты видимой связи с исходным стихотворением (остаются единичные словосочетания и строки). Не затрагивая многообразия вариантов каждой конкретной песни, отметим наиболее показательные случаи изменения песен.

В стихотворении Ф.Н. Глинки «Завеянные следы» три четверостишия: герой «на златом песочке» долго берег следы «девы молодой», но вдруг раздался колокол, речка всколыхнулась, следы сметены; и заключительные строки:

Ах, девица в храм пошла:
С ней другой венчался.

В народной песне «Над серебряной рекой» колокольный звон лишь пробуждает недоброе предчувствие у героя, который садится на коня, едет к церкви, где становится свидетелем венчания своей милой с другим, упрекает ее в измене, сетует на свою долю:

Остаюсь несчастный я
Горькой сиротою.

В развернутом народном варианте вместо 12 авторских строк стало 38.