Городские цветы (Конец водной феерии)

До этого много часов слышал я доносившиеся с материка взрывы, пытаясъ понять: неужто мои друзья так гуляют? Или - идет война, которая в этом регионе (у границы с Финляндией) закончилась вроде бы более полувека назад? Теперь мне, видимо, предстояло узнать, что стало с остальными товарищами. Как одеваться - на радость или на бой? Решил оба варианта учесть: надел свежую рубаху, но сверху ватник.

- Скорей! - Никита махал ручонкой.

В кабине, к моему удивлению, сидела женщина, напоминающая каменную бабу, какие встречаются в скифских степях... и вот - на севере Ладоги, оказывается. Но сразу я не просек, что именно ради таких, как она, эта спешка.

В железном кузове, скошенном ковшом, нас кидало, как кегли. Ветер рвал слова, забивал глотку - однако Никита обрывочными фразами передал суть. Все, по его словам, было настолько блестяще, что дальше некуда. Случайно встретившись с ними в магазине (сказав "с ними", он застенчиво кивнул на кабину), немножко выпили, а потом все пошло настолько замечательно, что он не мог не вспомнить про своего лучшего друга, то есть про меня, и, вырвавшись из потока наслаждений, примчался. И вот мы несемся!.. Куда? Местность становилась все более дикой - но не в смысле природы, а в смысле ужаса. Каменное ущелье без единого листка - и глыбы камня, раскиданные какой-то чудовищной силой.

- Взрывной карьер! - пояснил гордо Никита. По гордости в его голосе я смекнул, что дамы, к которым мы летим, имеют непосредственное отношение к взрывному делу, - и он это подтвердил. Это радовало. Местность становилась все более зловещей... что, видимо, говорило о том, что работа-то идет как раз успешно. Вот мелькнул экскаватор, сгребающий ковшом камни и с грохотом ссыпающий их в самосвал, точно в такой, на каком мы ехали. И в кабине экскаватора, и самосвала были женщины. Увидев нас, экскаваторша захохотала, перекрывая грохот:

- Эй, Самсонна! Нам оставь!

Что, интересно, она имела в виду?

Наконец мы тормознули у крутого обрыва. На краю его, над нами, тянулся барак. Вдруг оттуда посыпался грохот, и я испуганно прикрыл темя руками.

- Это дискотека у них, - застенчиво пояснил Никита.

Коля-Толя нас встретил, как падишах.

- Что за бардак в форме одежды? Оденься адекватно. Все! Гуляем по-жесткому!

Что это значит - я вскоре начал понимать.

Сначала камнебойщицы не могли успокоиться после жаркой работы, перекрывая грохот музыки, выясняли отношения.

- Если ты еще так поставишь заряд (видимо, бригадирша?), я тебе его засуну знаешь куда?

- А чего ж мужиков тут нет?! - Я тоскливо озирался.

- Согласно законам амазонок - убивают их после... использования, интеллигентно объяснил Игорек.

- Понятно...

После совместного распития спиртных напитков отношения несколько потеплели.

- Городски-и-и цви-ты! Город-скии-и цвиты! - неожиданно тонкими голосами запели хозяйки.

Я пытался вспомнить, где совсем недавно слышал эту песню. И вспомнил: ее пела мать Коли-Толи, бедная женщина, на какое-то время спасшая нас от лишений на канале Грибоедова. Как недавно, а кажется - как давно. Навернулись слезы. Здесь, где не было ни города, ни цветов, песня эта звучала особенно жалостливо. Никита наматывал слезы на кулак. На самом деле он только и мечтал о сближении с народом, поэтому и держался порой так испуганно-горделиво, и вот наконец сближение с народом произошло - и, что удачно, с женской его частью.

- Ладно... Пошли! - утирая слезы огромным кулаком, аж сама бригадирша сгребла Никиту.

С песней "Городски-и цви-ты, городски-и цви-ты!" они удалились. Причем Никита пел тенором, а она - басом. Один глаз ее был завязан... Циклопша! Мы переглянулись: кто следующий? К счастью, нам быстро удалось напиться до полной недееспособности и заснуть прямо под грохот музыки... Проснулись мы, пожалуй, от тишины. Среди нас не хватало лишь одного. Я вывел орлов проветриться. Было хмуро и зябко.

- Надо спасать нашего Одиссея. И валить, - сказал я. - Кто пойдет?

- Я-а! - Коля-Толя сказал, зевая и потягиваясь, явно собираясь там заснуть и сделать нас пленниками навеки.

- Я пойду, - произнес я.

- Молодец, - отвесил мне Коля-Толя комплимент. - А то я уже сбросил тебя со счетов!

- Как бы я тебя откуда не сбросил!

- О... гляди!

Никиту мы неожиданно обнаружили тут - он стоял над самым обрывом, в шортах и ватнике, и крупно дрожал. Увидев нас, он обрадовался и как-то испугался.

- Она стихи мне читала... свои! - произнес он почему-то шепотом. Пришлось мне натянуть на себя маску циника, резко заявив, что от стихов одни неприятности. Никита вздохнул.

- Уходим? - полувопросительно приказал я.

- Она говорит... - Будто он уже в ее бригаде - "она говорит"! - что скоро еще змеевщицы должны подойти.

- Кто?

- Змеевщицы, - глухо произнес он. - Доильщицы змей. Из соседнего змеесовхоза. Змеесовхоз развалился... так что сил много у них.

Мы постояли.

- Еще зверовщицы подойдут...

- Все! Валим! - Я сделал первый шаг.

- А твоя баба там... как? - хватаясь за Колю-Толю, как за камень спасения (оборот правильный), Никита с надеждой кивнул на барак.