– А они как-то объяснили свой поступок? – Спросил Кирилл.
Женщина задумчиво взяла себя за кончик носа и, потупив глаза, просидела так несколько секунд.
– Так! Я вспоминаю, кто из классных руководителей тогда вёл класс Ани.
– А вы по фотографии её узнаете? – Спросил Кирилл и полез за телефоном.
– Молодой человек, – ответила женщина с лёгким налётом превосходства, – я помню всех своих учеников, а их у меня было не мало.
Кирилл молча развернул к ней телефон, женщина нацепила на нос очки в толстой оправе, отливающей сиреневым цветом, и долго вглядывалась в экран.
– Это Аня.
– Вы уверены? – Почему-то несколько виновато произнёс Кирилл.
– Молодой человек, я опытный педагог. С прекрасной памятью. – Женщина движение руку остановила следующий вопрос Кирилла и взяла мобильный телефон со стола.
Отодвинув его подальше, она нашла нужный контакт и, нажав кнопку, приложила аппарат к уху.
– Бронислава Станиславовна зайдите ко мне.
Кирилл ожидал увидеть некий клон завуча. Ему казалось что с таким именем и отчеством должна прийти дородная дама пожилого возраста. Но в кабинет вбежала моложавого вида женщина, ей было слегка за сорок, светлые волосы стянуты в пучок, она была одета в белую блузку, серую жилетку и красные клетчатые брюки.
– Здравствуйте. – С порога она засияла улыбкой.
– Бронислава Станиславовна, вы были классной руководительницей Ани Нефёдовой? – Завуч махнула рукой. – Присядьте, не стойте в дверях.
Женщина заскочила внутрь, прикрыла дверь и примостилась на стул.
– Я!
– Молодой человек из следственного комитета.
– Ну, я не сомневалась, что когда-то к нам придут из-за Ани. – Женщина покачала головой и взглянула на мужчину.
– Почему? – Кирилл нахмурился.
– Я тогда даже в опеку пошла! Честно скажу. Я просила разобраться с ситуацией в семье. Ненормально, когда в середине года, ребёнок вдруг становится замкнутым, злым, а потом мать и вовсе переводит её домой. Здесь могло быть всё что угодно! Я ходила даже к участковому, но от них заявлений не поступало. Опека наведалась, но вроде всё хорошо. Аня сдавала мне работы вовремя. Ошибок не было, девочка по программе развивалась, больше я ничего сделать не могла. А что случилось?
– Простите, я не могу ничего рассказывать. Ну вы должны меня понять. – Кириллу стало не по себе.
– Знаете, был один случай. Я как-то видела с Аней и её отцом молоденькую девушку. Анечка же была явно встревожена и напугана. – Женщина задумалась. – Но когда я подошла, она собралась и даже улыбалась. То есть, понимаете, им, этой девушке и отцу, она страх не боялась показать. А мне, чужому человеку, боялась! Вы понимаете меня? – Она внимательно глянула на Кирилла.
– Не совсем.
– Так, спокойно! – Сказала она то ли себе, то ли ему. – Они знали, что Аня их боится! И им было всё равно, они специально не ослабляли тревогу. А вот мне она побоялась показать страх! Я думаю, потому что это могло бы отразиться на ней или ком-то ещё. Она будто в заложниках у них, если можно так выразиться. Ею руководит страх!
– Я вас понял. А где вы их видели и когда?
– Так! Сейчас у нас май. – Она задумалась. – Вы знаете, в марте! У моей дочери день рождения, и я ходила заказывать столик для детей в торговый центр. Их я встретила на первом этаже.
– Адрес дадите? – Спросил Кирилл.
– В конце этой улицы. – Проговорила она. – Я могу чем-то ещё помочь? А то мои сорванцы уже дописали изложение, наверное.
– Спасибо большое. – Сказал Кирилл.
Он поднялся с места и повернулся к завучу.
– Вы мне очень помогли!
***
Глаша лежала на железной кровати, утопая в пуховой перине и смотрела, как за окном проносятся облака. Их стремительное движение иногда прерывалось залетающей внутрь занавеской, а потом белое матерчатое крыло снова вылетало наружу, и Глафира могла радоваться дню. Девушка чувствовала, как к спине прилип страх, она всё время вспоминала те минуты, часы и дни, что пережила рядом с похитителями. Ужас произошедшего всё ещё топтался внутри неё, накатывал тошнотворным ознобом и не давал расслабиться ни на минуту. Глафире было плохо! Она ругала себя за предательскую слабость, за упрямое, рвущееся на передовую, желание идти всем наперекор и за свою неосмотрительность.