— Не говори так, Аким. У тебя есть сыновья. Твои сыновья. Игорь и Акимка. Аким второй.
— Ты поедешь со мной в Москву, — сказал отец тихо и твёрдо. — И мы останемся вместе. Я решил.
Игорь испугался, что он всё же крикнет, а она ответила отцу:
— Нет. Тебя ждут. Их нельзя наказывать, когда они дождались.
Тогда отец крикнул голосом, сдавленным от боли:
— Это ты хочешь меня бросить! Инвалида с прокуренной кровью!
— Не кричи.
— Конечно, ты ещё можешь поехать куда угодно, а я стал тебе не нужен. Естественно… Старый, больной, обуза…
Она опять засмеялась своим тонким, обидно-беспечным смехом.
— И не ворчи. Сам знаешь, что это не так.
— Ленка!
— Что?
— Господи, — сказал отец непохоже на себя, — лучше бы ты уехала тогда с Таёжной, сразу…
— Сказал бы, что у тебя два сына, я набралась бы мужества.
— Боялся. Но потом сказал.
— А у меня уже не хватило сил. Я ведь женщина. Баба со всеми бабьими муками…
— Теперь мстишь?
— Не за что мстить.
— Есть, Ленка. Отчего ты молчишь?
— Так…
Стало тихо в соседней комнате и в целом мире. Словно никто не знал, что говорить, когда жизнь кончилась и продолжалась… Ничего нельзя было забыть. Жизнь не останавливалась, а человек уже стоял у края и не мог дальше сделать ни шагу. Искать новое? Но эта Ленка была полным-полна всем, что вспоминала, и не могла вместить другого ни капли, словно жизнь переполнила её до краёв, и всё. Дальше вмещать в себя пугавшую пустоту? «Не обижай её», — сказала мама. Да нет! Ему стало страшно за неё…
Ему захотелось увидеть эту женщину и пожалеть её. Так остро почувствовал он, что в чём-то они, и мать, и Ленка, были похожи, их словно бы ждала одна судьба, и один человек был виноват перед ними. Его отец.
— Ты всегда ругал меня за красивые слова, — донеслось из-за стены, разрушая беззвучие и поражая всё той же всесильной улыбкой в голосе. — Но я так и не исправилась, дорогой… Как-то я смотрела в небо: журавли летели. Их клонил ветер, но они упрямо выравнивали строй. Я не выровняла. Меня унёс ветер! Зато я увидела страны, которых не видели упрямые журавли. И всегда буду видеть, даже во сне…
— Чушь! — взорвался отец. — Я давно должен был сказать Симе и своим сыновьям…
— И убить их? Нет уж, лучше себя… Подумай, почему она не ушла от тебя, от своей одинокой тоски? Ведь было столько разлук! Она думала о детях. Прости, но я тоже немножко их мать. И не смейся, наверно, я берегла тебя для них.
Игорь снова поднялся, сел, опустив с кровати босые ноги. Он помнил, что на столе лежала пачка «Беломора», попавшая под луч карманного фонарика, нашёл её и закурил. Вспышка спички прозвучала как выстрел.
— Вася! — крикнул отец. — Принеси папиросу!
Игорь затаился.
— Всех научила, — упрекнул отец. — Вася!
Он вздохнул глубоко, сквозь зубы, со слабым стоном — видно, маялся без своего курева.
— Спи, — тихо сказала она.
— Сыновья всё поймут, — сказал он громко.
— Ты для них разведчик будущего, как пишут в газетах. Ходишь в высоких сапогах по неведомым топям…
Она совсем перешла на шёпот, а он не хотел прятаться, раз уж принял решение, раз настала такая минута.
— В валенках по траве, — ответил он.
— Их мечтой стала твоя работа, я знаю.
— Нет!
— Не трусь за них.
— Я просто набродяжничался за них.
— А если бы ты узнал, что старший уже подал бумаги на твой факультет?
— Я знаю, — вздохнул отец.
— Он похож на тебя. Даже на той карточке, где он совсем маленький. Сколько ему там?
— Девять.
— Сейчас ты им нужнее, чем раньше. Приедешь, поможешь…
— Напишу в газету, чтобы строили для изыскателей передвижные дома и передвижные школы для их детей.
— Напиши.
— Влюбляться будут и в передвижных посёлках… Ленка! Ты хотела бы иметь своих детей? Наших… Почему ты не говорила об этом никогда ни слова?
— Ещё в детстве я поняла, что есть пустые слова. Это меня предостерегло.
— Ты не любишь меня, вот что…
— Не люблю, когда ты такой… И не ройся под подушкой, сигареты, которые ты спрятал там, я выбросила…
— А что бы ты делала, если бы у нас было двое сыновей? Если бы они росли у нас?
— Не знаю… Наверно, возила бы их с собой. Учила бы в разных школах… Сколько они увидели бы, узнали! Ещё какие бы выросли!
— Хватит! — сказал отец. — Это не бывает просто. Значит, это будет так, как бывает. Ты останешься со мной, да?
— Я по-прежнему в твоих руках, а они у тебя ещё такие сильные. Держишь меня, как кусок глины. Можешь вылепить овцу.
Теперь всё затихло, Игорю показалось, совсем. До утра. А что будет утром? Но отец вдруг спросил:
— А ты? Кем ты хотела стать маленькой?
— Актрисой. Конечно, знаменитой.
— Не вышло?
— Вышло всё лучше.
И наступила долгая тишина.
Что же будет утром? Игорь поморгал, зажмурил глаза и подумал, что встанет и уйдёт, едва затеется утро. Он посмотрел на окно — его уже коснулся жидкий свет, пока не проникающий в комнату. Он начал одеваться. Запутались шнурки у ботинок. Зашнуровал ботинки и тогда заметил, что стоял без брюк. Не надел брюки. Хорош!