Городской дождь (рассказы)

— Уж так сразу поговорить! — удачно нашёл он нужные слова. — Так уж и сразу! Я ведь… Мы ведь с Люсей вот… уезжаем! В другой город… учиться… Друзья меня нынче провожали…

— И домой принёс, — вставила Люся.

— В другой город, — повторил Олег.

— Может, хоть там на меня перестанут пальцами показывать — вот она, бедняжка! — прибавила Люся к этому, а Олег расходился:

— На курсы! Гуд бай! Перестанут наставлять! Будем просто жить и совершенствоваться!

Люся сказала:

— Поклялся, что капли там не возьмёт…

— Первый раз? — спросил у неё Володя, верней, не спросил, а напомнил.

Люся вздохнула для решительности.

— Тогда уж… уйду от него. Так ему и сказала. И при тебе повторяю.

— Хватит! — крикнул Олег. — Хватит! Надоело же! Надоело! Проводи меня, Володька! И — ни слова!

Он дотянулся до бутылки и поискал глазами, во что налить. Люся оторвалась от косяка и поставила на стол рюмки из серванта.

— И себе! — приказал Олег.

Она поставила третью рюмку, присела, обронив:

— Ужас!

И виновато улыбнулась сморщенными губами. Она ещё любила его.

— Во-ло-дя, — пропел Олег, расставляя руки как для объятья. — Во-ло-дя! Мы с тобой друзья до гроба. Чокнемся!

Олег выпил. Люся пригубила осторожненько. А Володя поставил рюмку на стол.

— Ты что? — спросил Олег удивлённо и трезво.

Он ждал ответа. И Люся ждала, вскинув голову и блеснув глазами.

— Никуда вы не поедете, — тихо сказал Володя.

— Так, — сказал Олег, окончательно трезвея, спросил по складам: — По-че-му?

Володя молчал. Сказал главное и не спешил с объяснениями. Он бы не мог ответить, о чём думал в эту минуту. Был он слишком напряжён.

— Я здесь на грани, понимаешь? С завода — вон, из комсомола — вон. Одним махом! Этого тебе хочется?

Володя молчал. Какой нелепый вопрос. Сам же знает, что — нет.

— А там меня ни одна душа не знает, — говорил Олег, удивляясь недомыслию своего друга. — И не будут знать таким вот… Отцеплюсь от этой славы. Почему же никуда? А? Кто же закроет дорогу? Ты, что ли?

— Я.

— Ну, это уж, извини! Мне главный сказал, что дадут направление и всё, что там ещё полагается. Из- ви-ни!

Володя слушал и смотрел на него, помаргивая. Над лбом Олега открылись залысины. Глаза таращились розовыми белками. Через несколько рюмок они выцветут, побелеют. Какой-то Олежка стал лютый, а всегда ведь был заводилой, людьми обрастал.

— Ты у грани, — подтвердил Володя. — Вот и решай… Больше ни терпеть, ни прощать не будем… Пить бросай. Работай так, как умеешь. Будешь Олегом, каким тебя помнят. — Он наклонился, приблизился вплотную к Олегу. — Здесь в тебя верят, поймут… забудут… А там? И там до грани дойдёшь. Тогда выгонят в три шеи, И правы будут. Тебя эта отсрочка устраивает? Не получишь. Вот!

Володя показал ему огромный кулак. И добавил отдышавшись:

— Я не подписал характеристику. И не подпишу.

Олег сидел молча, пригнув голову, прижав к груди

подбородок, потом рывком вздёрнул её и, прищурив глаза, сказал одно слово:

— Сволочь!

Володя оторопел, словно его ударили между глаз. Подумал: сейчас Люся назовёт Олежку дурнем и всё превратит в шутку. Но Люся заговорила о другом и таким голосом, что слова её не вязались с этим безобидным тоном:

— Знаешь, почему он не хочет, чтобы ты уезжал? Не хочет, чтобы я уезжала.

Олег заухмылялся чуть кривовато:

— Это давно известно…

А Люся вскрикнула:

— И завидует, что тебя посылают учиться!

Володя встал. Постоял, посмотрел на них, сказал:

— Эх вы!.

И пошёл в прихожую. Он не стал хлопать дверью, закрыл её тихонечко. И пока спускался по лестнице, случилось вдруг странное. Ему стало сначала до слёз горько, а потом тотчас же легко и хорошо.

На улице стоял глубокий вечер. Из кино выходили люди, больше все молодые. Какие-то знакомые, проходя, кивнули:

— Здорово, Володя!

— Здоров!

В репродукторах над входом в кинотеатр трещала музыка. Володя неожиданно для себя остановился и прислушался к ней. Музыка была весёлая, звучные капельки её неудержимо прорывались сквозь треск, булькали в нём. Не захочешь — заулыбаешься.

Зайти в кино, что ли? Да не с кем!..

Утром его вызвали к директору. Директор долго двигал растопыренными пальцами, как будто разминал их — давний ревматизм суставов. Потом сказал:

— Может, ты и прав, но… Подпиши ты эту характеристику. Ну его! Пускай катит… подальше!

Он перестал разминать пальцы и махнул рукой.

— Ладно, — сказал Володя.

— Вот и ладно!

Довольный, директор вышел из-за стола и пожал руку Володе.

От него Володя заглянул к Спиридонову.

— Здравствуйте, Виталий Сергеевич!

— Доброе утро!

Спиридонов опять откинулся в кресле, оставив руки на ребре своего большого стола.

— Я подписал, — сказал Володя и протянул белый лист с густыми строчками. — Только одну фразу прибавил в конце.

Спиридонов взял лист и сразу посмотрел вниз. Там, где шли заключительные фразы характеристики, было допечатано несколько слов. И получилось: «Морально устойчив. Но на ногах стоит слабовато». И шли подписи. В том числе и Володина.

Спиридонов посмотрел на него, и щёки его стали наливаться сургучным цветом.

Ночные разговоры

1