Ле Корбюзье рассматривал эстетику в самом широком смысле: темами его статей, помимо архитектуры, были мебель, массовое жилищное строительство, транспорт и городское планирование. В 1922 году его пригласили принять участие в «урбанистическом» разделе Осеннего салона – ежегодной архитектурно-художественной выставки авангардистов, где представляли свои работы Модильяни, Шагал и Брак. Хотя Корбюзье, как он сам рассказывал, просили показать «симпатичный фонтан или что-нибудь в этом роде», он выставил нечто куда более грандиозное – проект целого нового города{42}. Ле Корбюзье, никогда не отличавшийся умеренностью, занял пространство стены в 90 футов планами, рисунками и большой красочной диорамой. «Мой проект повергал людей в своеобразный ступор, – вспоминал он, – это был шок, вызывавший у одних гнев, а у других восторг»{43}. Конечно, «Современный город с трехмиллионным населением» (совпадавший по размерам с Парижем) был рассчитан на то, чтобы ошеломить зрителей. На диораме был изображен деловой центр, состоящий из 24 одинаковых шестидесятиэтажных офисных зданий – и это в то время, когда в европейских городах небоскребы вообще не строились, а самым высоким сооружением Парижа была Эйфелева башня. Столь же радикальным выглядело отсутствие улиц в их традиционном понимании. Башни стояли в обширном парке, который пересекали многоуровневые дороги (нижний уровень для грузовиков, верхний – для легковых автомобилей) и эстакады скоростных автострад. В центре города располагался огромный железнодорожный вокзал, крыша которого служила аэродромом для небольших аэропланов. Жилые районы состояли исключительно из десятиэтажных домов и административного центра, а завершал композицию большой парк, вроде нью-йоркского Центрального. Город был окружен зеленым поясом и расположенными по периметру «пригородами-садами», позаимствованными у Эбенизера Говарда (в молодости Корбюзье некоторое время жил в таком пригороде Берлина). Хотя в этих «пригородах-садах» должно было проживать две трети населения Современного города, у Корбюзье, судя по всему, не хватило времени на их детальную разработку. Тем не менее, проект стал впечатляющим дебютом градостроителя-самоучки – в сущности, нищего представителя богемы, ждавшего в мансарде на седьмом этаже в Сен-Жермен-де-Пре[4] {44}.
Следующий публичный налет Ле Корбюзье на градостроительство произошел три года спустя, на Международной выставке современных декоративных и промышленных искусств (1925). Это было куда более масштабное мероприятие: Международная выставка-ярмарка действовала полгода, выставочный городок состоял из двух сотен павильонов, разбросанных на пространстве в 70 акров – от Дома инвалидов до Гран Пале. Хотя многие страны привлекли к их сооружению ведущих архитекторов (австрийский павильон спроектировал Йозеф Хоффман, а бельгийский – Виктор Хорта), главной целью выставки была реклама французской культуры и промышленности. Среди французских архитекторов, принимавших в ней участие, были восходящие звезды вроде Эйлин Грей, Пьера Шаро и Робера Малле-Стивенса, а «гвоздем программы» были работы модных парижских мебельщиков и декораторов – Жака Эмиля Рульманна, Поля Пуаре, Мориса Дюфрена и других. Их стилизованные геометрические павильоны, выполненные из экзотических и дорогих материалов, породили стиль, которому выставка дала свое название – ар-деко.
К тому времени Ле Корбюзье совместно с двоюродным братом Пьером Жаннере уже создал небольшое архитектурное бюро и построил несколько вилл в Париже и его окрестностях. Он также приобрел скандальную известность после выхода книги «Об архитектуре» – сборника статей, которые они с Озенфаном опубликовали в L'Esprit Nouveau. Конечно, Корбюзье не входил в «высшую лигу», как Рульманн и Пуаре, и не совсем ясно, как он вообще оказался среди участников выставки. «Денег не было, заказов тоже, и оргкомитет выставки отверг разработанный мною проект», – рассказывал позднее сам Корбюзье в характерной для него мелодраматической манере (он любил строить из себя изгоя){45}. На самом деле строительство его павильона профинансировала автомобильная компания, принадлежавшая знаменитому пионеру воздухоплавания Габриэлю Вуазену, и, хотя организаторы выставки не испытывали восторга от назидательных экспонатов Корбюзье, его поддерживал министр Анатоль де Монзи, которому он был представлен Гертрудой Стайн[5] {46}. Можно сказать, что архитектор-швейцарец был «бунтарем со связями».