Когда перед гостями из Раздолья со скрежетом и грохотом раскрылась дверь подъезда, на которой был написан масляной краской код замка, город, исключая черных дроздов и серых крыс, все еще спал. Лишь онемевшая после встречи с беспризорным лешим дворничиха шуршала с озлоблением золотой метлой у мусорных баков. Избегая встречи с бдительной женщиной, Мамонтов повел Ероху к гаражам кружным путем, прячась за кусты и деревья. Он чувствовал себя преступником, бегущим из тюрьмы. Сова на плече Ерохи крутила головой на все триста шестьдесят градусов. Неровно скакала рысь, подрагивая кисточками на ушах.
Гаражи стояли в глубине двора, за липами. Уродливые сундуки, сваренные из листового железа. Швы, как шрамы. Ржавчина пятнами проступала из-под шелушащейся краски. Двери гаражей служили полем битвы для непримиримо враждующих между собой фанатов рок-групп, которых объединяла лишь общая ненависть к попсе. Но встречались лозунги и призывы, понятные и музыкально необразованным гражданам. На дверях гаража Мамонтова было размашисто начертано: «Журфак — всем факам фак!» Ниже, в три цвета: «Не би-би мозги, дед!» Еще ниже — очень простая по исполнению и содержанию надпись. Такая простая и доброжелательная, что Мамонтов чувствовал подвох, но в чем этот подвох заключался, не догадывался: «Улыбок тебе, дед!»
Железная дверь деликатности не понимает. Чем аккуратнее стараешься ее открыть, тем громче она гремит. Словно в образовавшуюся щель прорывается запертый на ночь гром.
Старенькая «Нива», стоящая над ямой-погребом, надежностью и практичностью, следами грубого ремонта и проступающими сквозь краску пятнами ржавчины напоминала гараж.
Под крышей в брезентовом чехле, дожидаясь зимнего сезона, отдыхали старые горные лыжи. На таких не жалко по камням ездить. Вдоль стен — канистры, пыльные бутыли, штабель кирпича. Портреты политических деятелей старой эпохи. Загрун-туй — и пиши по новой. Слежавшимся сугробом прошлогоднего снега свалены пачки газет и журналов времен социализма. В углу стояло наглядное школьное пособие — человеческий скелет в каске горнолыжника и противотуманных очках. Судя по изящности — женский.
Ерохе и его компании гараж не понравился. И не только из-за скелета. Оттуда несло ржавчиной, железом, бензином — запахами, которых избегают существа из леса. Так пахнут ружья и машины. Это запах врага, запах смерти.
Несмотря на ранний час, движение на улицах было плотным. На перекрестках образовывались первые заторы, и утренние сквознячки уже несли сизые клочья бензиновой метели. Вдохни поглубже — и вся эта гадость тут же проникает в кровь, оседает в мозгу, костях, почках и прочих жизненно важных органах.
Удивительное дело: машины все обтекаемее, все скоростнее, а по городу ездят все медленнее. Вот уже и велосипедисты их обгоняют. Довольные. Скоро сверхскоростные машины и за пешеходами не угонятся. Какой тогда смысл в автомобилях?
Много чего передумаешь в пробках. Даже небольших, утренних.
Уж если задумает человек построить рай, непременно получится ад. В лучшем случае, большая свалка. Отчего бы это? Оттого, что человек близорук: думает о рае лишь для себя, мерзавца любимого. А много личных раев в сумме неизбежно дают один всеобщий ад. Отдельно взятый автомобиль, несомненно, — райское средство передвижения. Тысячи роскошных автомобилей, чадящих в пробке, — ад для города. И смотрят друг на друга закупоренные в своих райских автомобилях, как волки из чужих стай. Бывает, неделя пройдет, прежде чем встретишь улыбающегося человека.
Гости из тихого Раздолья волновались и нервничали.
— Ой, бедой пахнет, — причитал Ероха, — ой, смертушка подступила.
— Да с чего бы она к тебе подступила? — удивлялся Мамонтов.
— Смерть всегда причину найдет, — отвечал Ероха и трясся, как с похмелья.
Дрожит, бородой шуршит. Точно так же вел бы себя и Мамонтов, окажись он в стаде антилоп, переплывающих реку, полную крокодилов.
Казалось бы, прогулка в горы — дорога в рай. Но когда в предгорья накатывает лавина машин, какой уж тут рай. Загадили город, устали, мусоря. Едут отдохнуть — погадить в чистом месте. Устроить в заповедном месте привычный мусорный ад.
Человек путает рай с комфортом — вот в чем беда. Чем «цивилизованнее» человек, тем больше комфорта он требует. А в рай на автомобиле не въедешь. На воротах табличка: «Только для пешеходов и велосипедистов».
Кстати, рядом с экологическим постом на выезде из городского смрада висит дорожный знак — движение на велосипедах запрещено. Экологическая, как и дорожная, полиция не любит велосипедистов. И в этом нет ничего странного. За въезд в чистую зону с автомобилиста берется дань — за вред, который непременно будет нанесен природе. А велосипедист, к сожалению, никакого вреда природе не наносит. Не за что с него брать дань. А раз так, нечего ему делать в заповедной зоне, путаться под колесами.