И она подчинилась, влив в себя из узкого горлышка теплое, согретое у Влада на груди вино, или «сухарик», как назвал его Влад — этот прекрасный, этот удивительный, бесконечно красивый и остроумный, обтянутый черной душистой кожей, сильный и властный, как настоящий мужчина, спокойный и смелый Влад, перед которым она теперь робела, думая со стыдом лишь о своей неумелости.
Он тоже пил вино из горлышка, куря сигарету и глядя с улыбкой на оробевшую девушку. Но наконец решительно бросил недокуренную сигарету на чистый пол, устланный узорчатой ковровой плиткой.
Все это вдруг промелькнуло в сознании Ра, когда она спряталась под одеялом, трясясь в ознобе. В памяти ее протянулась остренькая стрелочка, которая как бы вонзилась в холодно-спокойное лицо с резко подведенными черной тенью, лиловатыми, как современная оптика, глазами. Она со страхом увидела всепонимающий взгляд, когда они с Владом уходили «по-английски» из полутемной комнаты, в которой собрались ученики бывшего десятого «Б» отметить свои провалы на экзаменах в институты, посидеть осенним вечером вместе, потрепаться, поболтать за бражным столом и забыться. В компании этой оказался и Влад с некрасивой девицей, весь вечер просидевшей возле магнитофона, ни разу не колыхнув могучим своим торсом, словно бы изображая окаменевшую богиню плодородия.
Ра Клеенышевой было очень хорошо в этот вечер. Она тоже провалилась на экзамене в Плехановский, не рассчитывая на удачу, и только теперь стала с удивлением и любопытством присматриваться к новой жизни: не надо было учить уроки, ходить в школу и исправлять двойки, бояться черной доски и контрольных работ — все это кануло в прошлое. Она с колотящимся сердцем просыпалась порой среди ночи, если ей снились экзамены, но, проснувшись, опять в блаженстве зарывалась в теплую постель и счастливая засыпала, зная, что ей никуда не надо торопиться.
Вечерок устроили в складчину, каждый чувствовал себя хозяином, и только эта девица, эта Эрика, как она назвалась, понимала себя незваной гостьей.
— Влад, — сказала она, фотографируя своими окулярами Ра Клеенышеву, когда она с Владом проходила мимо нее.
Но тот словно бы не услышал своего имени, не заметив некрасивое, глазастое чудо, неподвижно сидевшее в кресле.
Тут бы и остановиться, но Ра, откинув голову и не простившись ни с кем, прошла к выходу и выдернула свое блекло-розовое пальтишко из тесной груды одежд.
Кто она? Ра не знала, не успела спросить ни у своих, ни у Влада.
Но теперь, лежа с открытыми глазами в темной комнате, думала под ровный храп усталой матери о ней. Надо было во что бы то ни стало убедить себя, что девица эта не опасна. Но ничего не получалось — слишком уж уверенно и властно окликнула она Влада, не вышла следом, не поднялась и даже не шелохнулась, как опытная дрессировщица, работавшая с молодым, дурашливым еще псом, которого бессмысленно наказывать, если тот вышел из подчинения.
«Влад», — слышала Ра его имя, произнесенное той, что осталась.
Чем дольше она думала, тем сильнее теперь ее мучила неизвестность; не терпелось скорее увидеть Влада и объясниться с ним. Они расстались до вечера, но она, как пропащий пьяница, мучимый жаждой, ждала рассвета и утренней жизни, чтобы начать поиски Влада, придумывая всевозможные варианты розысков, и старалась найти такой, который не вызвал бы подозрений.
Очень хотелось курить! Она уже успела привыкнуть к этому, хотя приучалась к курению сигарет исподволь и с уверенностью, что в любой момент перестанет это делать. Переимчивая ее натура не выдержала однажды соблазна, и Ра закурила, задохнувшись жгучей вонью дыма, и закашлялась до слез. Но желание быть похожей на случайную незнакомку победило.
Сливочного цвета пальцы с розовым лаком на длинных ногтях, не тронутых работой, коньячно поблескивающий топаз и дымящаяся сигарета, тоже похожая на украшение холеной руки незнакомки, сидящей за легким столиком в летнем кафе в тени парусинового зонта… Именно эта рука приковала внимание Ра. Она исподтишка смотрела, как курит незнакомка, в каком счастливом самозабвении подносит сигарету к губам, как затягивается дымом, откидывая голову в сладостной истоме поцелуя, и как небесно-голубой дым кручено плывет в солнечном луче. И Ра с восхищением вдруг поняла, что вся эта загадочная, воздушная игра дыма на фоне черной земли, во влажной тьме которой цвели нарциссы, и есть та недоступная красота, о которой можно только мечтать. Невесомый цилиндрик пепла упал нечаянно на желтую пластмассу столешницы, а незнакомка, улыбнувшись своей оплошности, легонько лизнула подушечку безымянного пальца, прикоснулась ею к поверхности серебристо-рыхлого пепла и как магнитом перенесла его в пепельницу. И тут же, прижмурившись, вновь поднесла к губам сигарету, наслаждаясь на зависть всем сладким ядом дыма.
Ра с тех пор невольно стала подражать той незнакомке, которую увидела весной в парке, и, начав курить, иной раз нарочно на глазах у подруг роняла пепел, чтобы так же, как та, перенести его в пепельницу.
Она была очень способной ученицей: все у нее было впереди…