Читаем Городской пейзаж полностью

Была драка в морозном блеске зимнего вечера, а точнее сказать, избиение полупьяного Влада, которого она долго выслеживала, не теряя надежды отомстить за себя.

Как она решилась, Ра и сама не знала. Да и трудно было назвать решением привязавшуюся тоску, ведшую ее по следу Влада, которого она очень хотела видеть, готовя себя к неизбежной встрече и не в силах уже что-нибудь изменить в роковом мучительном преследовании. Затаившийся до поры до времени зверь вцепился когтями в душу и не давал ей жить.

Она предчувствовала, что рано или поздно это должно было случиться, и потому в пугливой тишине чужих подъездов, которые менял предприимчивый Влад, торопилась как можно больше взять от дикой своей жизни, с головой погружаясь в круговерть страстей; торопилась, пока был с нею Влад, хоть немножко понять эту жизнь, насытиться ею, набить оскомину, а уж потом когда-нибудь оттолкнуть от себя привязчивого Влада, с которым она покорно шла в дьявольские ущелья спящих домов, перебрасываясь по пути пустыми словечками… Закуривала и, прислушиваясь к особой тишине каждого нового дома, целовала Влада, гладила тугую упругость густых волос, торопясь с новыми поцелуями и замирая, если в тишине раздавался стук двери.

Только шепотом изъяснялась она со своим Владом в этой новой и скоротечной жизни, которая так затянула Ра, что она уже не видела ей конца.


Но Влад однажды не пришел, подослав вместо себя друга.

Веселый и смешливый парень в большой пушистой шапке из серого кролика, некурящий и, как выяснилось, непьющий, сумел сделать так, что она опьянела, просидев с ним весь вечер в теплом и темном подъезде, в котором она никогда не бывала с Владом. Она выпила чуть ли не полную бутылку «Фетяски», которую парень принес с собой в кармане. А опьянев, расплакалась, когда тот поцеловал ее, сказав, что она красивая мышка и хорошо пахнет. Ее никто еще так не называл и не говорил, что она хорошо пахнет. Видимо, у этого был чутьистый, не забитый никотином, все обнюхивающий нос. Но она-то понимала, что от нее пахнет вином, и обиделась.

— Постой, мышка! Куда ты? — сказал он, силой удерживая ее, когда она, чуть ли не падая, подошла к лифту. — Время есть, посиди, оклемайся, а потом уж… Что ты, мышка, мороз на улице! И не спят милиционеры.

Она осталась не потому, что он ее не пустил, а потому, что и сама почувствовала, что очень пьяна и не дойдет до дома.

— Я курить хочу, — сказала она с испугом. — Курить. Понимаешь?

— Курить вредно… Особенно таким симпатичным мышкам.

— А я хочу очень. Не можешь, да? Сигарету… А тогда пойдем к Владу.

— Нельзя.

— К Владу нельзя?

— Его сейчас нет дома.

— А где Влад?

— Придет. А чем я хуже?

— Ты? Ты даже сигарету не можешь достать. Уйди от меня! — закричала она на него. — Где Влад?

— Чего ты, мышка, шумишь? Сиди спокойно. Хочешь отрезветь? Хочешь?.. Хочешь отрезветь? — слышала она его шепот возле уха. — Хочешь быть трезвой? Хочешь?

— А где Влад? — спрашивала она, ничего уже не понимая и проваливаясь в тошнотворную тьму. — Ты сказал… Где он?

— Кто? — слышала она.

— Влад… Нет, ты… не он, ты… сказал…

— А если без Влада? Ты же красивая женщина, чего ты вяжешься к нему? Твое дело выбирать, а не вязаться. Покажи пальцем, и каждый будет твоим. Виснешь на нем, как в третьем раунде… Играть надо! Понимаешь меня? Создаешь впечатление умной герлы, а ведешь себя… Что ты! Я ж к тебе с открытой душой, а ты… Ну, как знаешь, — сказал он с досадой и, поправив кашне, повернулся и вдруг ринулся вниз по ступенькам темной лестницы, отбивая в тишине дома дробную чечетку, которая, замирая, оборвалась далеким стуком входной двери.

Испуганная и плачущая, она боялась пошевельнуться во враждебной настороженности пустынных лестничных маршей, в пролетах которых вдруг оживал ворчливый шумок чужого лифта. Кто-то поднимался, выходил, стуча железной дверью, выше или ниже, а она прижималась к откосу окна, словно хотела втиснуться в холодную стенку, понимая с ужасом, что ноги ее не удержат, если она попробует сейчас пойти домой… Наконец лифт, этот злобно поблескивающий желтым светом ящик, остановился на этаже, где она сидела. Кто-то неторопливо вышел и стал медленно подниматься, направляясь к ней, разглядывая ее из потемок, ощупывая страшным невидимым взглядом. Она обмерла, готовая закричать во все горло от ужаса, но в последний момент поняла, что это вернулся он.

Как же она обрадовалась! И как благодарила его, когда он протянул ей несколько сигарет и спички.

— Ну, Вла-ад! — мстительно шептала она, затягиваясь дымом. — Ну, Влад. Об этом мы с тобой не договаривались. Такого уговора не было, Влад. — Говорила она звенящим шепотом, от которого самой ей становилось холодно до озноба; говорила так, будто думала вслух, не замечая человека, сидевшего на подоконнике рядом с ней. — Ну, мальчишечка мой хороший! Этого я тебе не прощу… Слушай! — вдруг обратилась она к тому, что сидел рядом. — Ты, наверно, хороший парень. Ты не бросай меня сегодня, ладно? Проводи до дома. Ладно? Я замерзла как не знаю что… Ужас — замерзла как.

И бросила окурок на пол.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза