Городской романс

Настоящим триумфом юных талантов стал в свое время городской вечер-концерт «Синяя птица» (семь премьер под одной крышей), в программе которого были представлены детский симфонический оркестр и ансамбль танца, поэт, музыкант, композитор, певица и художник. На этом творческом празднике город как бы сумел заглянуть в завтрашний день своей культуры.

Отдавая должное большой поддержке и вниманию, которые оказывают талантливой творческой молодежи администрация нашего города и области, хочу отметить особую роль в этом деле такой общественной организации, как Фонд культуры. Конечно, нужны конкурсы и соревнования, но не менее важна для молодых атмосфера содружества, единой семьи. Эту идею лучше всего воплощают традиционные концерты «новых имен», передачи на «голубом экране», которые уже не один год организует талантливый тележурналист Василий Павлов.

Два последних больших отчетных концерта воспитанников программы «Новые имена» были как бы отчетом родному городу. Первый — в зале оперного театра, второй — в зале органной музыки, с восторженной встречей участников со зрителями, которым не хватило мест в зале. Где бы они сегодня ни учились, в каких бы престижных конкурсах ни добивались побед и наград, они всегда хранят любовь и благодарность к своему родному городу, связаны с ним своей творческой биографией и судьбой.

А «Синяя птица» словно продолжает свой полет в нашем городе. Побывайте сегодня на районных смотрах детской художественной самодеятельности — сколько появилось новых «звездочек», новых одаренных мальчиков и девочек, имена которых станут известны завтра.

Мне вспоминаются прекрасные слова из пьесы Метерлинка, с которыми я, ведущая того теперь уже давнего концерта «Синяя птица», обратилась к залу: «Мы вас очень просим: если кто-нибудь из вас ее найдет, то пусть принесет нам — она нужна нам для того, чтобы стать счастливыми в будущем!»

Маруся Макашина Городские зарисовки студентки ЧГПУ

Константин Рубинский Чужая собака

Рассказ

То лето на даче было особенно холодным.

К нам повадился один мальчик с нижней улицы. Он жил у бабушки Степаниды в старом домике у озера, как раз напротив мостков. У него было длинное лицо, сероватая кожа, рот с обидчиво поджатыми губами. Ходил он всегда в одной и той же футболке линялого серого оттенка; я еще думал, что их у него несколько таких, одинаковых: должен же человек майки менять, после бани, например? Хотя был он старше меня года на три, ростом мы были одинаковые. А отличали его от всей окрестной ребятни смирный нрав и услужливость.

Забежит, рысьим таким манером, вперед, калитку отворит и ждет, когда все пройдут. После тихонько, плавно прикроет и засов добросовестно завязит — все, как следует. Осмотрительный такой, рачитель.

Одна черта в нем только удивляла: любил пугать. То за сосну в сумерках спрячется, затаится, выскочит вдруг с криком. То историю какую-нибудь смертоубийственную заладит. А то еще, напросившись с нами на Золотые Пески, взбудоражит взрослых: поднырнет и спрячется за ялик — их там всегда с десяток моталось на приколе — вроде утонул…

Да, забыл еще о глазах его сказать — серые они у него были. Но не такие, как у тебя — твои мягкие, прозрачные. Его глаза не отражали ни лодок, ни облаков, хотя и остро глядели: кромешно, безвыходно серые глаза.

Пацан в сером цвете. Так я его называл.

Скучно с ним было. Но я подолгу торчал возле него из-за маленькой, жалкой, чудесной собаки, которой он повелевал.

У собаки были нежные желтенькие брови и короткие ножки. В городе почти что таких называют  т а к с а. Она была черная, как жук, и всегда улыбалась. Только почему-то очень боялась теннисных ракеток и веника. Мама как-то сказала, задумавшись: «Бьют его часто, Черныша…»

Черныш прибегал к нам обычно рано, по росе, скулил, царапался под дверью и за окном. Окошки наши — мы снимали комнату у хозяев — были маленькие, чуть не от земли: трава росла — крапива и левкой — прямо в комнату. Солнце еще не выйдет из-за соседского забора, туман плавает клочками в ямках от лука, а Черныш уже молит мокрыми чистыми глазками: «Выйди, милый!» — и стекло лапами скребет.

— Выйди, Белый! Вый-ди, Бе-лый!

Я — в сандалии, в окно и за ворота.

А пацан в сером цвете уже тут как тут.

— Опять Черныша приманиваешь?

— Нет, он сам, он только сегодня…

— Знаю все. Испортишь мне собаку. А ну, пошли, тварь, на цепь посажу!

Я еще не говорил, что тихим был Серый только на людях. С такими, как я, — «молодой еще!» — приговаривал он, руки в боки — чего ради ему было церемониться? Да и кто был я? Стриженный «на лыску» второклашка, обладатель гастрита и нескольких детских тайн…

Но Черныш полюбил меня, и опять, и снова убегал к нашему дому. Тогда мы, чтобы избавить его от жестокости Серого, стали баррикадировать калитку и двери. Но он все равно находил лазейку в заборе. Мы выискивали, ползая в крапиве и малине, его лаз и заколачивали дощечками. А наутро Черныш был, как и вчера, под нашим окном.