Городской романс

В плену хрустального излома
ликует муха.
Давно ушла любовь из дома.
И тихо,
глухо.

Здесь каждый вечер без причины

за стол садятся
тень женщины
и тень мужчины,
как будто снятся.

Ребенок прыгает теперь

цветной, как мячик…
А ночью в доме плачет дверь.
И ставни плачут.

Александр Терентьев

* * *

Неодолим манящий запах
Душистой хвои и ухи.
Гуляют здесь на желтых лапах
С луженым горлом петухи.

В речушке — шустрые гольяны,

На грядках — репа и пырей.
И три зарода на поляне,
Как шлемы трех богатырей.

* * *

Мы с тобой гуляли по тропинке.
Искрами — росинки там и тут.
Знаешь, говорят, что ты — картинка,
Я же — неоконченный этюд.

Вечер. Тихо. Узкая тропинка.

Спит луна на горке под кустом.
И идет прекрасная картинка
Рядом с неоконченным холстом.

Северина Школьникова

Черемуха

Май прокатился в грозах, в громах,
Окрасил кружево берез
И зелень нежную черемух
Снегами белыми обнес.
Где пруд и старая плотина,
Клубится снег под ветерком,
И ранний выводок утиный
Плывет, осыпанный снежком.
Похолодало — оттого ли
Вовсю черемуха цветет,
Или весне последний холод
Она подносит на уход?
От буйных зарослей по свету
Струится запах за версту.
Невестой завтрашнего лета
Стоит черемуха в цвету.

Бессмертник

Сухой невянущий цветок,
Степная иммортель!
Не погубил тебя песок,
Не замела метель.
Как солнца золотистый блик,
Ты горсткой огоньков
Так неожиданно возник
Над белизной снегов.
Оставив хрусткую лыжню,
Шагаю к хрупкому огню:
Гори, не греющий ладонь,
Застывший солнечный огонь!

Римма Дышаленкова «Армагеддон, чаша Грааля, чаша Иосифа»

«Как ни сердятся на обывателя идеологи, но живой человек отличается от человека-идеи тем, что он живет своими интересами. Мои интересы в Челябинске связаны с писательской организацией, это мой круг обитания, это моя Челябинская планета. Планета любви в Челябинске есть у металлургов, у актеров, у военных и проституток. Я люблю писателей. Это моя утеха и тайна. Писатель не полностью выражается в книгах. Я люблю их за то, что могу слышать ненаписанное».

Эта запись в дневнике посвящена прекрасному прозаику Татьяне Алексеевне Набатниковой. Один фрагмент из встреч с автором романа «Каждый охотник», повести «Единорог», автором множества острых рассказов, написанных в городе Челябинске, в четырехкомнатной квартире по улице Российской.

Главный вопрос, который тайком решают окружающие меня литераторы, анекдотичен: «Уж не еврейка ли она? Слишком умна». Да, есть разум настолько просвещенный и посвященный, даже вопреки окружающей его среде, что он становится самоценным и вызывает удивление сам по себе. Человек в таком случае именно — носитель сосредоточенного активного разума. И уже не имеет значения, что делает такой человек, он все делает максимально. Это Татьяна Набатникова.

Я встречаю ее на проспекте Ленина, она бормочет стихи.

— Что это за стихи, Татьяна Алексеевна?

— А это стихи Николая Гумилева. Они мне нужны, чтобы прояснить какую-то мысль. Ходит эта мысль, как рыба в глубине, а слову не дается. Это похоже на строчки: