Городу и миру

Я почти не буду касаться здесь экологической проблематики "Письма вождям". Замечу только, что тезис стабильной экономики без роста, какими бы авторитетами он ни подкреплялся, представляется сомнительным. Увеличение продолжительности жизни, прирост населения и неизбежное развитие (модернизация) его потребностей делают экономический рост неизбежным, если мы не хотим распространения и увековечения уровня жизни самых неблагополучных стран "Третьего мира". Отсутствие, недостаточность или минусовые показатели экономического роста в странах, терпящих бедствия, факторы прежде всего социальные, а потом уже - экологические. Разумеется, рост нужен умеренный, сбалансированный с природной средой и учитывающий экологические факторы, а поэтому все более дорогостоящий. У меня есть, однако, глубокое убеждение, что из квазитупиков, в которые заводят человечество наука и технология, они же его и выведут - будут в состоянии вывести - при благоприятных социальных (в том числе экономических), идеологических, психологических и нравственных обстоятельствах. О том же, насколько способно понять и прочувствовать трагизм уже возникшей и неотвратимо возникающей экологической проблематики советское руководство, свидетельствует хотя бы Байкало-Амурская магистраль (БАМ), с ее страшными нарушениями почвенно-экологического баланса, и чуть было не принятое катастрофическое решение о повороте на юг течения части сибирских рек, отсроченное или отмененное Горбачевым.

Самый острый, вызвавший наибольшее число споров и нареканий момент солженицынского "Письма вождям" - это согласие автора на авторитарность правления вместо его нынешней тоталитарности. Именно этот момент отсутствие требования полной и немедленной демократизации общественных отношений - впервые дал основание объявить Солженицына антидемократом.

При этом упускается из виду важнейшее обстоятельство: Солженицын пишет письмо закоренелым тоталитаристам, которых он сам считает лишенными всяких идеологических побуждений к добру для страны кроме, быть может (под большим вопросом), национального чувства. Писатель хочет говорить с ними так, чтобы не вовсе отпугнуть их, чтобы сделать, как он (достаточно слабо) надеется, возможным конструктивный диалог с ними. Изложив свои основания отказа от марксистской идеологии и некоторых ее практических производных, Солженицын делает оговорку:

"Сказавши все это, я не забыл ни на минуту, что вы - крайние реалисты, на том и начат разговор. Вы - исключительные реалисты и не допустите, чтобы власть ушла из ваших рук. Оттого вы не допустите доброю волей двух- или многопартийную парламентскую систему у нас, вы не допустите реальных выборов, при которых вас могли бы не выбрать. И на основании реализма приходится признать, что это еще долго будет в ваших силах" (I, стр. 161. Курсив Солженицына).

Таким образом, "двухпартийная или многопартийная парламентская система" и реальные "выборы" (курсив Солженицына) отвергаются автором "Письма" не по его собственному убеждению в их ненужности, но исключаются психологией адресатов, которым, ради возможности диалога, должно быть гарантировано сохранение власти.

Но ведь вот какой фокус: в предыдущем разделе письма Солженицын категорически предлагает вождям отказаться от коммунистической идеологии, а между тем видимость легитимности их правлению придает только эта идеология с ее программой построения коммунизма. Чем они будут оправдывать свою бессменную власть, если откажутся от марксистско-ленинской идеологии и постулируемых ею целей, отодвигающихся от общества при движении к ним, как линия горизонта от путника?

Солженицын уничтожительно и безошибочно оценивает марксистско-ленинскую коммунистическую идеологию - начиная не с какого-то извратившего ее рубежа, но искони:

"Эта идеология, доставшаяся нам по наследству, не только дряхла, не только безнадежно устарела, но и в свои лучшие десятилетия она ошиблась во всех своих предсказаниях, она никогда не была наукой.