Городу и миру

"Наша жизнь - не в поиске материального успеха, а в поиске достойного духовного роста. Вся наша земная жизнь есть лишь промежуточная ступень развития к высшей - и с этой ступени не надо сорваться, не надо и протоптаться бесплодно. Одни материальные законы - не объясняют нашу жизнь и не открывают ей пути. Из законов физики и физиологии нам никогда не откроется то несомненное, как Творец постоянно и ежедневно участвует в жизни каждого из нас, неизменно добавляя нам энергии бытия, а когда эта помощь оставляет нас - мы умираем. И с не меньшим же участием Он содействует жизни всей планеты - это надо почувствовать в наш темный, страшный момент.

Опрометчивым упованиям двух последних веков, приведшим нас в ничтожество и на край ядерной и неядерной смерти, мы можем противопоставить только упорные поиски теплой Божьей руки, которую мы так беспечно и самонадеянно оттолкнули. Тогда могут открыться наши глаза на ошибки этого несчастного XX века, и наши руки - направиться на их исправление. А больше - нам нечем удержаться на оползне, ото всех мыслителей Просвещения - не набралось.

Наши пять континентов - в смерче. Но в таких испытаниях и проявляются высшие способности человеческих душ. Если мы погибнем и потеряем этот мир то будет наша собственная вина" (XII, стр. 61).

С горечью констатирую, что для меня непостижимо, почему чудовищный преступник Молотов должен был обладать "энергией бытия" девяносто шесть лет, дожитых "в холе и нeженье", а Анатолий Марченко - быть замученным сорока восьми лет, возможно, что за полшага до свободы. Образ "теплой Божьей руки, которую мы так беспечно и самонадеянно оттолкнули", прекрасен. Но, сколько бы мы к этой руке ни тянулись (а тянутся к ней очень разные люди и с очень разными упованиями), но только усилиями наших умов и душ, только в постижении нашего опыта (иначе к чему подвиг "Красного колеса"?), только в обнаружении законов этого опыта "могут открыться наши глаза на ошибки этого несчастного XX века" (только его ли?), "и наши руки направиться на их исправление". Наши глаза и наши руки...

Одним из двух последних материалов, которых мы коснемся в теме "Солженицын и Запад", является интервью с Бернаром Пивo для французского телевидения, снятое в Вермонте 31 октября 1983 года (по-русски опубликовано через год "Русской мыслью" № 3541 в специальном приложении на стр. III и IV; в дальнейшем источник IX). Интересующая нас тема не находится в центре этого интервью, посвященного работе Солженицына над "Красным колесом", его взаимоотношениям с коллегами, его взглядам на собственное творчество, его политическому credo, его семье и его надеждам вернуться на родину, его оценкам судьбы "Солидарности" и многому-многому другому. Очень трудно оторваться от богатств этого интервью для вычленения интересующих нас в этой части книги его аспектов, но, соответственно выбранной нами композиции, у нас нет другого выхода.

После недоуменного описания Солженицыным отношения к нему его коллег-эмигрантов последней формации (отношения, в чем-то понятного Солженицыну, в чем-то - нет) следует вопрос Б. Пивo:

"Почитают ли Вас американские интеллектуалы?" (IX - III).

И Солженицын отвечает:

"Нет, никак. Комплекс моих представлений о современном мире, о Западе, неприемлем для задающей тон части американской интеллигенции. Я им ни по душе, ни по нраву не подхожу. Им хотелось бы, чтобы все было не так. И потому им легче всего стать на ту же самую точку зрения, что и наши плюралисты, то есть осуждать меня лично. Мне приписывают невероятное, ну просто полную ложь. Например, у американской интеллигенции существует абсолютно твердое убеждение, что я восхваляю царя Николая II (вот Вы только что говорили, что я описываю его не с лучшей стороны), и что я хочу для России теократии, владычества священства. Я никогда, нигде не говорил, что Россией или какой-либо страной должны руководить священники, и никогда, никто не привел ни одной цитаты - но сотни интеллектуалов хором повторяют: "он монархист, он заядлый царист, он проповедует теократию!". Вот так добросовестно они меня истолковывают" (IX, стр. III-IV).