Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)

Товарищ Рязанцев произнес краткое вступительное слово:

— Значит, такое дело. Приобрел, братцы, виктролу. Вот это — виктрола. Прошу руками не лапать. Интересное изобретение. Играет. И, само собой, пластинки. Как говорится, культурно-бытовое обслуживание трудящихся и прочее. Предлагаю приступить к наслаждению музыкой. Никто не возражает?

— Чего же возражать!

— Валяй! Валяй!

— Что завести?

— Заведи какой-нибудь романс, — нежно попросила жена.

— Можно и романс, ничего не имею. Вот, например, интересный романс "Мы вышли в сад…".

— Валяй "Мы вышли в сад…", — сказали завистливо гости.

Товарищ Рязанцев поставил пластинку и бережно передвинул рычажок. Пластинка завертелась, чарующие звуки рояля наполнили комнату.

Друзья и соседи затаили дыхание.

И вдруг из этих мелодичных и звонких звуков возник прелестный, мягкий, бархатный баритон, который неторопливо начал глубоко волнующее повествование:

Мы вышли в сад… Вечерняя прохлада… Уже…

Тут в середине виктролы что-то зашипело и выстрелило. Пластинка остановилась.

— Ах ты черт, на самом интересном месте! — воскликнули гости.

— Ничего, — сказал товарищ Рязанцев, — сейчас я все это устрою.

Он быстро разобрал виктролу и сунул в нее нос.

— Пружина лопнула, — огорченно вздохнул он.

— Перекрутил, — с досадой сказала жена. — Медведь!

— Ничего, — сконфуженно забормотал Рязанцев, — мы ее сейчас… это самое… склепаем… Приходите завтра. Завтра дослушаете.

— Ну, — сказал на другой день Рязанцев, — склепал. Теперь уже не лопнет.

— Осторожно заводи! — простонала жена.

— Не беспокойся. Не сломаю. Ну-с, дорогие товарищи, прошу соблюдать тишину и поменьше курить. Пускаю.

Снова чарующие звуки вступления наполнили комнату и снова мягкий, бархатный баритон начал волнующую повесть:

Мы вышли в сад… Вечерняя прохлада… Уже…

Крррак, — выстрелило в середине виктролы, и пластинка остановилась.

— А, будь ты трижды неладна!

Расстроенный Рязанцев, стараясь не смотреть на жену, быстро разобрал машину и огорченно покрутил головой:

— Пружина лопнула.

— Называется, склепал! — насмешливо заметил один из гостей.

— Да нет, где я склепал, там держится. Будьте уверены. В новом месте лопнула. Придется снова клепать. Приходите завтра.

— Интересно все-таки узнать, что "уже"?

— Чего "уже"?

— Вечерняя, я говорю, прохлада уже… Интересно все-таки узнать, что там дальше произошло с вечерней прохладой. Ну, "Мы вышли в сад… Вечерняя прохлада… Уже…". А что "уже" — неизвестно. Даже как-то обидно.

— Завтра приходи. Завтра я ее склепаю, тогда уже обязательно выясним, что "уже". Спокойной ночи.

На другой день бархатный баритон вкрадчиво начал:

Мы вышли в сад…

Гости затаили дыхание.

…Вечерняя прохлада… Уже…

Кр-р-р-ак!

— А, чтоб ты сдохла! Опять лопнула. На новом месте.

— Товарищи! Это неблагородно. Позвал людей в гости, а что "уже" — никто не знает. Мы желаем узнать, что "уже".

— Не смотрели б на тебя мои глаза! — с отвращением сказала жена. Вышла замуж черт знает за кого! Чем всякие виктролы покупать, перед людьми позориться, лучше бы купить на эти деньги масла, что ли. А то: "Мы вышли в сад, вечерняя прохлада… Уже…" А что "уже" — неизвестно. Хоть в глаза людям не смотри.

И она заплакала.

Через три дня бархатный баритон опять вкрадчиво начал:

Мы вышли в сад… Вечерняя прохлада… Уже…

Кр-р-р-р-р-ак!

— Так-к-к-к я и знал! — простонал Рязанцев, хватаясь за голову.

Гости злорадно захихикали.

— Изверг! — закричала жена истерическим голосом. — Сил моих больше нету. Ухожу от тебя, окаянного, к папе и маме! Не могу жить с постылым!

И она стала нервно укладываться.

Товарищ Рязанцев поник головой.

Поздней ночью он писал треугольнику производственного кооператива "Граммофон" горькое послание.

Писал он, между прочим, следующее:

"…А также посылаю 15 рублей задатка и прошу вас убедительно, дорогие товарищи, пошлите мне хорошую пружину, чтобы я хоть проиграл все 20 пластинок, чтобы жена мне шею не пилила, чтобы товарищи не смеялись и чтобы оправдать 270 рублей. Сделайте милость, пошлите то, что я прошу. Кроме вас, где я могу ее достать? Ведь жалко же напрасно деньги гробить…"

И крупные слезы капали из его покрасневших глаз на лист серой бумаги.

Мы вышли в сад… Вечерняя прохлада… Уже…

Кр-р-ак!

Эй, вы, дорогой товарищ треугольник производственного кооператива "Граммофон"! Черт вас побери!

Не мучьте человека!

Что "прохлада"? Что "уже"?

Этот вопрос с "прохладой" наконец должен быть выяснен в ту или другую сторону. Надо же наконец дать чуткий, исчерпывающий ответ:

— Что "уже"?

1929

Париж — Вена — Берлин [34] (Из заграничных впечатлений 1931 года)

I

Съездил на несколько дней в Вену. Впечатление — ужасающее.

Трудно себе представить, что сделали Версальский мир и кризис с этим классическим городом шика и веселья.

Город — тень. Город — труп. Город — абстракция.

Обескровленный, раздавленный, измученный Берлин по сравнению с Веной Вавилон.