Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)

— Верите ли, вчера за всенощной разворачиваю требник, а перед глазами огненными буквами выскакивает: "Религия есть опиум для народа". Тьфу! Дьявольское наваждение. Ведь это ж… ик… до чего ж доходит?.. И сам не заметишь, как в кам… Ком-мун-нисти-ческую партию уверуешь! Был дьякон — и ау, нету дьякона! "Где, — спросят добрые люди, — наш милый дьякон?" А он, дьякон… он в аду… в гигиене огненной!..

— В геенне, — поправил отец настоятель.

— Один черт, — отчаянно молвил отец дьякон, криво влезая в стихарь. Одолел меня бес!

— Много вы пьете, — осторожно намекнул отец настоятель, — оттого вам и мерещится.

— А это мерещится? — злобно вопросил отец дьякон.

Владыкой мира будет труд!

донеслось через открытое окно соседнего помещения.

— Эх! — вздохнул дьякон и пророкотал: — Благослови, владыка!

— Пролетарию нечего терять, кроме его оков!

— Всегда, ныне, и присно, и во веки веков, — подтвердил отец настоятель, осеняя себя крестным знамением.

— Аминь! — согласился хор.

Урок политграмоты кончился мощным пением "Интернационала" и ектении:

Весь мир насилья мы разрушим до основанья! А затем…

— Мир всем! — благодушно пропел настоятель.

— Замучили долгогривые, — захныкал учитель политграмоты, уступая место учителю родного языка. — Я — слово, а они — десять…

— Я их перешибу, — похвастался учитель языка и приказал: — Читай, Клюкин, басню.

Клюкин вышел, одернул пояс и прочитал:

Попрыгунья-стрекоза
Лето красное пропела.
Оглянуться не успела…

— Яко спаса родила! — грянул хор в церкви.

В ответ грохнул весь класс и прыснули прихожане.

Первый ученик Клюкин заплакал в классе, а в алтаре заплакал отец настоятель.

— Ну их в болото! — ошеломленно хихикая, молвил учитель. — Довольно, Клюкин, садись. Пять с плюсом!

Отец настоятель вышел на амвон и опечалил прихожан сообщением:

— Отец дьякон заболел внезапно и… того… богослужить не может.

Скоропостижно заболевший отец дьякон лежал в приделе алтаря и бормотал в бреду:

— Благочестив… самодержавнейшему государю наше… Замучили, проклятые!..

— Тиш-ша вы! — шипел отец настоятель. — Услышит кто-нибудь — беда будет…

— Плевать… — бормотал дьякон. — Мне нечего терять… ик… кроме оков!..

— Аминь! — пропел хор.

1924

Чудо кооперации [56]

Нарсуд 3-го участка Каширского уезда села Иванково признал отцами родившегося у гражданки Поляковой ребенка — Кузнецова, Титушина, Жемарина и Соловьева.

"Рабочая газета"

Гражданка Полякова застенчиво подошла к столу народного судьи и аккуратно положила на него небольшой, но чрезвычайно пискливый сверток.

— Подозрений ни на кого не имеете? — деловито заинтересовался судья.

— Имею подозрение на Кузнецова.

— Ага! Гражданин Кузнецов, подойдите.

На задних скамьях послышалось тяжелое сопение, и белобрысый парень выдвинулся вперед.

— Есть! — сказал он, угрюмо вздохнув.

— Гражданин Кузнецов, — строго спросил судья, — признаете?

— Чего-с?

— Вещественное доказательство, говорю, признаете? Ребенок ваш?

— Никак нет. Не мой.

— Однако гражданка Полякова имеет на вас подозрение. Что вы можете сказать в свое оправдание?

Кузнецов переступил с ноги на ногу и мрачно заметил:

— Подозрение признаю… А ребенка — никак нет… Не признаю.

— Значит, вы утверждаете, что между вами и гражданкой Поляковой ничего не происходило?

— Так точно, происходило.

— Ага! Раз между вами и гражданкой Поляковой… происходило, значит, ребенок ваш?

— Никак нет, не мой.

— Вы меня удивляете, гражданин Кузнецов, — сказал судья, вытирая вспотевший лоб. — Если это не ваш ребенок, так чей же он?

Кузнецов глотнул воздух и с трудом выдавил из себя:

— Не иначе как Титушина.

— А-а-а! Гражданин Титушин, подойдите сюда. Между вами и гражданкой Поляковой что-нибудь происходило?

— Происходило, — робко сказал Титушин. — А ребенок не мой.

— Подозрение ни на кого не имеете?

— Имею. На Жемарина.

— Гражданин Жемарин! Происходило?

— Происходило.

— Признаете?

— Не признаю. Имею подозрение на Соловьева.

Судья залпом выпил стакан воды.

— Соловьев!

— Есть.

— Происходило?

— Происходило.

— Признаете?

— Не признаю.

— Подозрений ни на кого не имеете?

— Имею.

— На кого?

— На Кузнецова.

— Гражданин Кузнецов!

— Есть.

— Ах, это вы, Кузнецов… Я уже вас, кажется, допрашивал?

— Так точно. Допрашивали. Происходить происходило, а ребенок не мой.

— Так чей же он, черт возьми?! — захрипел судья, покрываясь разноцветными пятнами и ударяя кулаком по чернильнице. — Моего секретаря он, что ли?

Секретарь смертельно побледнел и выронил ручку.

— Происходить происходило, — пролепетал секретарь, — а только ребенок не мой…

— Хорошо, — воскликнул судья, — в такое случае я знаю, что мне надо делать!

С этими словами он удалился на совещание.